Москва - столица

Шел четвертый день восстания, когда красногвардейцы наконец приобрели так необходимое им оружие. Красногвардеец И. Маркин при проверке составов на путях Казанской железной дороги обнаружил вагоны с сорока тысячью винтовок. И почти одновременно у юнкеров были отбиты Симоновские пороховые склады, доставившие восставшим амуницию. В то время как будущий Моссовет уже был в руках красногвардейцев, градоначальство на Тверском бульваре, как и Никитские ворота, находилось в руках юнкеров. 28 октября подтянутые к Страстной площади колонны Красной гвардии и солдат были сгруппированы в три сводных отряда. Первый начал контрнаступление по Тверскому бульвару в направлении Никитских ворот, второй обходным маневром занял все дома по противоположной от градоначальства стороне бульвара, третий — дом на Гнездниковском как наиболее высокую точку района. С утра 29-го началась атака на градоначальство. Но отсюда же начинают свое наступление на Москву и футуристы.

Не проходит и месяца, как в соседнем Настасьинском переулке, в помещении бывшей прачечной, друзья открывают «Кафе поэтов». К сожалению, справочная литература по Москве не точна: устроителями его были В. Каменский и В. Гольцшмит. Бурлюк и Маяковский участвовали в оформлении помещения вместе с тем же Каменским, В. Хлебниковым, В. Ходасевичем и Г. Якуловым. Все предварительные эскизы и проекты делались в доме на Гнездниковском. О кафе напишет в своих воспоминаниях «Великолепный очевидец» В. Шершеневич: «В маленькой хибарке было кафе жизни. Там собирались не только поэты. Туда приходили попавшие с фронта бойцы, комиссары, командиры... Там гремели Маяковский и Каменский, там еще выступал неэмигрировавший Бурлюк. В переулке раздавалась пальба, за стенами шла жизнь... В этом кафе родилось молодое поколение поэтов, часто не умевших грамотно писать, но умевших грамотно читать и жить. Голос стал важнее орфографии».

Отдельные страницы составили выставки тех месяцев, к которым готовились по-новому — тщательно и расчетливо. Одновременно с «Кафе поэтов» в салоне К.И. Михайловой открывается функционировавшая до 3 декабря выставка «Бубнового валета». Критик отзовется о ней, что она, «как доброе бабье одеяло старого типа, сложена была по кусочкам. Один — изрядный кусок состоял из полотен, откровенно подобранных для заполнения стен (...) Второй кусок из остатков «Бубнового валета» с Давидом Бурлюком в центре... Третий кусок «Бубнового валета» — собрание работ А. Экстер. Это самая привлекательная часть выставки. Художница огромного темперамента, настоящий живописец (...) Последний наконец кусок выставки составила группа «супрематистов» — Малевич, Клюн, Пуни, Розанова, Давыдова и т.д. «Геометрия в красках» здесь процветает; как и в минувшем году — все те же параллелограммы, круги, треугольники, заполненные краской разного цвета и стоящие друг к другу в известных пространственных отношениях (...)».

В день закрытия выставки Бурлюк, Каменский и Малевич прочитали здесь доклады на тему «Заборная живопись и литература». Печатавшие эту информацию «Русские ведомости» не находили слов для выражения негодования. Но сама по себе тема новой не была. В своей опубликованной в 1918 г. книге «Звучаль Веснеянки» Василий Каменский опубликовал «Декрет о заборной литературе, о росписи улиц, о балконах с музыкой, о карнавалах искусств»:

Давайте все пустые заборы -
Крыши - фасады - тротуары -
Распишем во славу Вольности,
Как мировые соборы...
Расцветайте, была не была,
Во все весенние колокола -
Художники - великие Бурлюки,
Прибивайте к домам карнавально
Ярчайшие свои картины,
Тащите с плакатами тюки—
Расписывайте стены гениально,
И площади - и вывески -
и витрины...

О положениях докладов спорили и договаривались в штабе на Большом Гнездниковском. Тем неожиданнее кажется приготовленное в те же дни выступление Маяковского на 2-й выставке современного декоративного искусства «Вербовка» — по названию села на Киевщине, откуда были представлены вышивки, кружева и плахты. А 30 декабря по старому стилю друзья примут участие в шумной «Елке футуристов» в Политехническом музее — Бурлюк, Гольцшмит, Каменский и Маяковский. Л.Ф. Жегин-Шехтель называл в связи с ними еще одно имя привычного гостя в квартире дома Нирензее — И.В. Лотарева (Игоря Северянина).

Доходный дом в Большом Гнездниковском переулке (1912). Вид со Страстной площади