Москва - столица

...Замысловатая золоченая виньетка с именем ливенского фотографа. 1897 г. На фоне нарисованного парка — молодая женщина в окружении четырех детей. Антонина Илларионовна Лаврова, помещица сельца Богдановка, что на линии железной дороги от Ливен к Теляжьему, о котором мимоходом упоминает даже энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона (чернозем, по соседству залежи железной руды!). Помещица не слишком богатая, но достаточно уважаемая в округе, если специально для нее задерживался на полустанке пассажирский поезд, чтобы посадить собравшуюся в уездный город домоседку. В семье помнили, какая поднималась суматоха в доме, когда вдали раздавался паровозный гудок! Только тогда Нина (как ее звали домашние) Илларионовна выходила садиться в экипаж, непременно что-то забывая при этом. Так же непременно опаздывала она к полустанку и непременно здоровалась за руку с поджидавшим ее обер-кондуктором.

Никто в округе не удивлялся. Была Нина Илларионовна из семьи Мудровых, где все отличались своеволием и независимым нравом. Рано лишившись матери, 15 лет от роду она сама решила пойти под венец с помещиком Стефаном Львовичем Лавровым. Отец не стал противиться упрямице. Родные только ахали, качали головами, а вчерашняя девочка оказалась между тем сноровистой хозяйкой, взяла с собой только няньку и стала учиться, да как!

Начала с хворей (не в силу ли дальнего родства со знаменитым доктором пушкинской поры Матвеем Яковлевичем Мудровым?). Разузнавала народные рецепты, отвела под лечебные травы целый чердак на гумне. Заговаривала кровь (даже у скотины, когда, случалось, корове пропарывали брюхо в стаде), рожу, зубную и головную боль, вправляла вывихи компрессами из взбитых яиц. Справлялась с детскими болезнями — сама к 22 годам стала матерью четверых.

Не бывало дня, чтобы на барский двор в Богдановке не заворачивало несколько телег с недужными из соседних деревень. В помощи никому не отказывала, чужой хворью не брезговала. Не потому ли и в октябрьскую сумятицу уберегли ее крестьяне ото всех «органов» — слишком дорожили своей целительницей. И с местными докторами не ссорилась: ее подопечные все равно не могли заплатить за свое лечение, а от богдановской барыни уезжали не только с бесплатными снадобьями, но другой раз и с мешочком муки или зерна.

Между тем цену народной медицине Нина Илларионовна знала, изо дня в день вела свою «Синюю книгу», куда записывала все рецепты (оказавшиеся удачными), да еще и домашние советы. И как исправить затхлые яблоки (с помощью сухих цветов бузины), и как снять ревматические боли (настоянными на водке почками душистого тополя), и как облегчить острый приступ радикулита (настоянными на водке цветами картофеля)...

Медицина не мешала другому увлечению помещицы — картам. Целые ночи просиживала она за зеленым столом — гости в доме не переводились. И еще запоем читала — выписывала множество журналов, литературных и по сельскому хозяйству. Дочери вспоминали: целые дни как в котле кипела, на все находила время, ни с чего глаза не спускала. Не стала возражать, когда старшая дочь Сонечка захотела учиться в гимназии. Кто бы стал считаться с желаниями 10-летней девчонки? Но Нина Илларионовна понимала: времена меняются. Да и гимназия была своя, в Ливнах.

На одной из фотографий Сонечка так и застыла около матери в строгой гимназической форме. Рядом — сжавший в руке грабли смешливый Федя, опершийся на детский велосипед Паня, прильнула к Нине Илларионовне ласковая Сашенька с корзинкой цветов в руках.

Одного не учла Нина Илларионовна — характера гимназистки: Сонечка настояла, чтобы ее оставили доучиться во впервые открывшемся восьмом, так называемом педагогическом, классе. Она задумала продолжить занятия еще и в университете, хотя и знала, что мать никогда не согласится отпустить ее от себя.

На помощь пришел отец. Переспорить жену Стефан Львович и не пытался, по-другому поддержал он свою любимицу.

Нина Илларионовна заранее побеспокоилась о женихе для выпускницы гимназии, то был единственный наследник владельцев богатейших ливенских элеваторов и мельниц. Сонечка же отдала предпочтение своему дальнему и старшему родственнику — всего-то штабс-капитану Ивану Гавриловичу Матвееву, не имевшему за душой ничего, кроме офицерского жалованья и должности в Штабе западных войск в Варшаве. Штабс-капитан был не только хорош собой и ловок, родственники знали его мягкий характер, серьезное увлечение литературой и давнюю привязанность к троюродной племяннице. Со временем Сонечка признается, что ее мысль продолжить занятия его не возмутила, а Варшава была куда ближе к западным университетам, где только и разрешалось заниматься женщинам.