Москва - столица

Но встреча с былым сослуживцем и подчиненным Ивана Гавриловича по варшавской службе, Антоном Ивановичем Деникиным, ничего не меняет в жизни Софьи Степановны. Она наотрез отказывается уезжать из России: «Это же моя страна!» Не допускает ни помощи, ни подачек: «У меня есть профессия и силы».

После долгих скитаний по городам и весям предпочитает поступить вместе с успевшей закончить гимназию дочерью в Новочеркасский университет на сельскохозяйственное отделение. Решение оказывается тем более верным, что поиски «бывших» среди первых студентов по-настоящему не велись.

В итоге — два высших образования (с отличием!) и невозможность использовать их из-за анкетных данных. Вычеркнуть из жизни мужа Софья Стефановна не хотела, о долгом пребывании за границей умалчивать не представлялось возможным. Выход? Она решает начать преподавать в школе, в младших классах, ссылаясь только на свой гимназический аттестат. И не считает это унижением, потому что и здесь (тем более здесь!) можно практически применить выработанную методику.

По счастью, двадцатые годы допускали экспериментирование. Софья Стефановна настояла, чтобы ей разрешили — «в порядке эксперимента» (Н.К. Крупская) — вести малышей до четвертого класса исключительно по всем дисциплинам, а в дальнейшем перейти на математику и физику (волей-неволей пришлось обнародовать сельскохозяйственное отделение!), параллельно ведя так называемый труд.

Смысл методики необычной учительницы заключался в том, чтобы строить все обучение на развитии математического мышления, которое, в ее представлении, наиболее соответствовало изменениям, происходившим в человеческой цивилизации XX века. Троек по математике в матвеевских классах не было, даже четверки — редкость, а уж об увлеченности ребят и говорить не приходилось.

Вместе с тем Софья Стефановна считала обязательным развитие в каждом человеке (она не пользовалась понятием «ребенок»!) ремесленнических навыков, потому что, по ее словам, только «гармония умелых рук и мыслящей головы способна сформировать гармоничного и полноценного человека, способного полностью выразить свои творческие возможности и — противостоять всем жизненным невзгодам». Она одинаково учила и мальчишек и девчонок слесарному и плотницкому делу (как можно не уметь держать в руках молотка и рубанка!), монтерским навыкам (позор не уметь справиться в быту с электричеством!), переплетному делу (книги-то все равно дома приходят в негодность!), началам конструирования одежды. Ножницы и иголку мальчишки применяли с не меньшей ловкостью, чем девчонки. Как было не доверять «математичке», когда изделия из ее собственных рук экспонировались на всесоюзных выставках, в частности в 1923 г. на первой Сельскохозяйственно-кустарной выставке, что была развернута на месте нынешнего Центрального парка культуры и отдыха имени Горького в Москве. И неожиданная подробность. На физкультурном параде 1936 г. в столице физкультурники выступали в костюмах, сконструированных матвеевским классом, — простых, удобных, легко выполнимых.

Так удалось провести два выпуска. Всего два, потому что далее была война. Ни о какой эвакуации Софья Стефановна не могла и подумать (это как называется — бросить столицу?).

И вот были дежурства в госпиталях (как в Первую мировую!). Были занятия с оставшимися в городе детьми. Была медаль «За оборону Москвы». И сразу после окончания Великой Отечественной — запрещение работать по собственной методике, которая оказалась проявлением «формализма и космополитизма», — шла волна постановлений Центрального Комитета по вопросам культуры. Сегодня те же самые принципы, но в упрощенном виде получили всеобщее распространение в Соединенных Штатах, стали неотъемлемой частью современных воспитательных систем. Само собой разумеется, без ссылок на российские приоритеты...

Учить «как все», по методу, который сама считала неудовлетворительным, если не порочным? Это было не для старой учительницы. Пришлось отказаться от школы и вернуться к научным публикациям. Небольшим. Редким. Главное — не позволявшим «перестать думать».

Софьи Стефановны не стало в 1954 г. Весной. Почти в тот же день, что и генерала. Она знала о неизлечимости своей болезни, обходила всякие разговоры о врачах. Один только раз и высказалась: «Если бы у нас существовал, как у индусов, обычай развеивать прах человека по ветру, я хотела бы, чтоб мой развеяли около Ливен... над Богдановкой. Какие там луга по весне — тимофеевка, мятлик...»

На старой фотографии, о которой мы упомянули, Сонечка была не одна. Ее братья, сестра — их жизнь тоже прошла. Павел Стефанович (тот, что с велосипедом) стал одним из первых русских военных летчиков, стажировался во Франции и погиб во время Первой мировой войны. Его имя Нина Илларионовна, как и многие сотни осиротевших матерей, написала карандашом на белом мраморе внутреннего коридора храма Христа Спасителя. Настоящего, навсегда потерянного для истории храма.