Но даже фюреру единоличный приговор представлялся недостаточным. Для того чтобы убедить народ в своей правоте, он отдает распоряжение рядом с «Домом немецкого искусства» открыть выставку «Выродившееся искусство». У входа на нее был помещен транспарант: «Немецкий народ, приди и осуди сам!»
Впрочем, может быть, идея такой выставки принадлежала не самому Гитлеру. Уже в июне того же 1937 г. министр пропаганды Геббельс направляет распоряжение: «Исходя из полномочий, предоставленных мне фюрером, уполномочиваю Президента Союза немецких художников Адольфа Зиглера выбрать среди произведений дегенеративного искусства, возникших до 1910 г. и являющихся собственностью государства или коммун, экспонаты для показа их на специальной выставке».
Преподаватель эстетики в Московском университете известный философ, профессор И.Л. Маца объяснял: 1910 — год написания В.В. Кандинским первой абстрактной композиции. И еще — основание журнала и галереи «Дер Штурм» патриархом современного искусства Хервартом Вальденом, создавшим тем самым центр немецкого экспрессионизма. Так или иначе, но это была дата рождения «авангардного искусства». Но само распоряжение гаулейтера в интерпретации Мацы представляло лишь логический вывод из событий, разворачивавшихся в III рейхе, начиная с 1930 г.
Именно тогда министр внутренних дел Тюрингии, он же член первого народно-социалистического местного управления, отдает распоряжение убрать из Веймарского дворцового музея полотна Кокошки, Клее, Берлаха, Нольде, Фейнингера и уничтожить «вырожденческие» фрески Оскара Шлеммерса. Орган нацистской партии откровенно предупреждал: «Музей в Веймаре — только начало».
Само собой разумеется, все это излагалось не на университетских лекциях. В университетском курсе истории искусств перечисленные имена вообще не упоминались. Оглашенные были изгнаны и из советского храма и, как казалось, навечно. Другое дело — частные разговоры со студентами. Даже «Литературная энциклопедия» посвятила Ивану Людвиговичу целую страницу ради перечисления всех допущенных строптивым теоретиком уклонов и ошибок. От гносеологических построений Богданова до «прямого влияния механистических концепций исторического материализма Бухарина».
«Учитесь мыслить самостоятельно. Самостоятельно! И только самостоятельно. Все заклинания — от шабаша ведьм. К человеческому сознанию они отношения иметь не могут». С этим девизом в свои пятьдесят с небольшим лет Иван Людвигович выглядел стариком — сгорбленная спина, резко заострившиеся скулы, запавшие щеки, острый сверлящий взгляд из-под мохнатых бровей, сжатые в нитку губы. И руки венгерского крестьянина — сильные, с набухшими венами и непонятно красными ладонями.
Он ничего не повторял. Каждое слово четко укладывалось в продуманное до конца логическое построение. Ему не хватало ни профессиональной аудитории, ни возможности выступлений в печати. Оказавшиеся в моей библиотеке «Очерки по теоретическому искусствознанию» с авторской надписью продолжения в научной работе профессора получить не смогли.
...На съезде нацистской партии в 1933 г. в Нюрнберге Гитлер заявит с трибуны: «Позаботимся же о том, чтобы народ снова стал наивысшим судьей в области искусства». Одна из первых акций его правительства после захвата власти — одновременное увольнение 27 непокорных директоров и хранителей музеев в Берлине, Дессау, Эссене, Хеммице, Хансруэ, Любеке, Манхейме, Штутгарте, Бреслау.
Следующим шагом объявленной чистки стало изгнание из художественных учебных заведений «неблагонамеренных» в художественном отношений преподавателей — опять-таки Кокошки, Клее, Бекмана, Баймейстера, Дикса, Шлеммера. Макс Либерман с омерзением, по его собственным словам, слагает с себя в этих условиях обязанности почетного президента Прусской Академии художеств.
«Они не просто оставляли без работы, — в голосе И.Л. Мацы звенит натянутая струна, — они ЗАПРЕЩАЛИ работать. Для себя. Наедине с собой. Понимаете, художник, который должен был забыть о красках». Фразы падают скупо. Резко, будто через себя. «К ним врывались в дома с проверкой. Даже среди ночи. Отбирали все работы, которые находили. У Карла Лаутербаха в Дюссельдорфе было уничтожено все, и он один из сотен. Кто-то умудрялся обивать своими холстами чердаки. Живописью к кровле. Кто-то сходил с ума. Когда жгли отобранное. На площадях».
«Альфред Розенберг не уставал повторять, — Иван Людвигович долго перебирает исписанные бисером истертые листки. — Да, вот: «Обладающая наиболее высокими достоинствами нордически-арийская раса предназначена для создания наиболее высоких достижений в искусстве. Тот же, кто деформирует действительность, как Ван-Гог или Пикассо, сам является деформированным, наследственно больным, вырождающимся». Альтернатива со всеми вытекающими ее последствиями слишком ясна...»