Возвратимся, однако, на «прежнее». В сложившихся после смерти Ивана Красного условиях Алексею не оставалось ничего, как только признать нового великого князя – Дмитрия Константиновича. Конечно, митрополит сохранял свою приверженность московской династии, но выбора у него не было: княжич Дмитрий Иванович в силу слишком юного возраста едва ли мог противостоять своему Суздальскому собрату.
Видимо, Дмитрий Константинович, вокняжившись во Владимире, рассчитывал на то, что к нему из Москвы переберется и митрополит, однако этого не произошло: Алексей предпочел остаться рядом с могилами своих предшественников Петра и Феогноста. В его руках сосредоточились многие нити управления Московской землей. Часто историки говорят даже о регентстве Алексея при малолетнем князе. Действительно, еще Симеон Гордый в своем завещании призывал преемников опасаться советов «лихих людей» и слушать «отца нашего владыку Алексея». Все это, конечно, должно было способствовать резкому увеличению политического авторитета первоиерарха. При этом едва ли так уж важно, являлся ли он главой правительства при Дмитрии Ивановиче или нет. Важнее было то, что митрополит оказался
Практика непосредственного участия главы духовенства в управлении, когда государственная власть не могла по каким-то причинам нормально функционировать, была обычной для Византии. Однако на Руси на пути ее осуществления возникла большая трудность: Дмитрий Иванович ведь не был правителем всей Руси [Мейендорф 2000: 463]. Вольно или невольно, но Алексей теперь отдает приоритет решению светских проблем [Кричевский 1996: 146], иногда прибегая для этого к церковным средствам. Но одновременно с этим митрополит неминуемо должен был позиционировать себя сторонником лишь одной властной силы на северо-востоке Руси – Москвы. А потому и некоторые его акции вызывали непонимание у неподвластной Московскому князю паствы.
Нельзя, безусловно, при этом сбрасывать со счетов и ту роль, которую сыграло в сложившейся после смерти Ивана II ситуации народившееся московское боярство. Конечно, на него малолетний князь также в полной мере мог опереться. Именно в результате усилий опытных бояр, а среди них, повторим еще раз, если не первое, то уж во всяком случае и далеко не последнее место занимал митрополит, в 1362 г. московские послы получили наконец от хана Амурата ярлык на Владимирское княжение для юного Дмитрия Ивановича. Это было знаковым моментом: более князья московского дома никогда не упустят власти над великокняжеским Владимиром, хотя попытки оспорить такое положение вещей в правление Дмитрия будут предприниматься сначала со стороны Суздаля, а затем со стороны Твери. Но всякий раз возросшая сила нового политического центра будет сводить на нет все подобные замыслы врагов Москвы.
Впрочем, Дмитрий Константинович Суздальский недолго противился потере великого княжения – это позволило ему использовать Москву как союзницу в борьбе со своим братом Борисом, который владел в то время Нижним Новгородом. Москва не обманула его надежд, и помощь ее носила не только военный, но и, если можно так выразиться, духовный характер. В 1365 г. Алексей наложил на жителей Нижнего отлучение: местный архиерей, также носивший имя Алексей, был отстранен от власти над городом, здесь не совершались церковные службы и обряды. Когда это не помогло, с увещеваниями к Борису по поручению митрополита отправился Сергий Радонежский, убеждавший князя покориться и уступить старшему брату (см.: [Борисов 2001: 108–110]). И только после того как эти меры не принесли желаемого результата, Москва применила силу, что наконец и позволило добиться цели: «Князь же великий Дмитрий Иванович… вдасть силу стареишему на меншаго брата, князь же Дмитреи Констянтинович еще къ тому въ своеи отчине в Суждали събравъ воя многы, въ силе тяжце поиде ратью къ Новугороду къ Нижнему и егда доиде до Бережца и ту срете его братъ его молодъший… съ бояры своими, кланяся и покоряяся и прося мира, а княжениа ся сътупая» [ПСРЛ, т. XV, вып. 1: стб. 78]. Таким образом, митрополит столкнулся с ситуацией, когда его интердикты не принесли немедленного политического результата. Позже подобного рода случаи будут повторяться.
В своем политическом курсе Алексей следовал прежде всего интересам Москвы. Этим он коренным образом отличался от своих предшественников. Петр и даже Феогност хотя и были сторонниками князей Московского дома, но все же старались сохранить некоторый, по крайней мере видимый, нейтралитет. Теперь же ситуация меняется: Алексей выступает полностью на стороне одной из спорящих за власть над Северо-Восточной Русью сторон, а именно на стороне Москвы.