Вероятно, Иван Данилович уговорил митрополита выбрать свой город местом для погребения [Голубинский 1997в: 139], да и Петр, возможно, сам каким-то образом почувствовал выдвижение Москвы. При этом не следует забывать, что формального перенесения кафедры не было. Просто Петр выбором места своей могилы, так сказать, морально воздействовал на преемников. Последующие митрополиты совсем не обязательно должны были следовать его примеру, однако случилось именно так, на что и делался расчет. При этом достаточно трудно сказать, были ли санкционированы действия Петра Константинополем [Мейендорф 2000: 443]. На наш взгляд, какие-то консультации с патриархом митрополит должен был провести.
В Москве Петр мог рассчитывать и на расширение своих владений от пожалований Калиты [Кучкин 1982: 68]. И. Е. Забелин полагал, что князь передал для жительства Петру свой дворец [Забелин 1990: 66]. Видимо, Иван Московский действительно был достаточно благочестивым и щедрым правителем. В своем завещании он не забыл упомянуть духовенство. Из того же документа мы знаем, что преемник Петра Феогност точно обладал недвижимостью: «А что есмь купилъ село Петровское, и Олексиньское, Вседобричь, и Павловьское на Масе, половину есмь купилъ, а половину есмь
Митрополит заботился о единстве Русской митрополии, и поэтому нужно было подыскать место для новой ее столицы: Владимир был удален от Южной Руси, и его значение постоянно падало. Вероятно, выбор в пользу Москвы был сделан не сразу. Тверь не подходила по политическим и географическим причинам (удаленность от Киева, отсутствие удобного пути туда). Митрополит выбрал Москву не только из-за ее князей, но, в первую очередь, из-за ее выгодного положения [Борисов 1999: 200–201]. После смерти Юрия Даниловича, чей нравственный облик оставлял желать лучшего, Петр решился соединить свою жизнь с Москвой, которая отошла в руки Ивана Калиты [Карпов 1864: 28; Соколов 1913: 256–257]. Важным мотивом этого выбора был переход великого княжения к Тверским князьям (свирепому Дмитрию Михайловичу, а затем к его брату Александру). Тверь вообще не выпускала из виду борьбу за великокняжеский Владимир. Именно с перспективой такой борьбы произвел между сыновьями раздел своей отчины Михаил Ярославич [Кучкин 1984: 185, 187]. Теперь же Петр резонно опасался новых происков против себя [Борисов 1986: 45–46].
Похороны Юрия Даниловича стали еще одним средством повысить престиж Москвы. В них участвовали кроме самого митрополита епископы Варсонофий Тверской, Прохор Ростовский, Григорий Рязанский, архиепископ Моисей Новгородский [НПЛ: 97, 340]. Формальным поводом для такого собора стала, конечно, хиротония Моисея. Петр хотел собрать епископов именно в Москве, возможно, он несколько затянул поставление, дабы оно совершилось в наиболее выгодное время [Забелин 1990: 72–73]. Об этом могут свидетельствовать слова летописи об избрании Моисея: «Тогда же сдумавше новгородци и игумене и попове и всь Новъгород, возлюбиша вси Богом назнамена Моисия… и возведоша и на сени, и посадиша и въ владычни дворе,