Мост

– Эля, блин, – сердито сказал Сирожиддин.

– Отвали, – буркнула Эля, яростно елозя мышкой.

– Дело мое правое, победа будет за нами! – провозгласил Сирожиддин. – Ты сама сказала, когда будет девять вечера, выбить из-под тебя стул.

Эля нахмурилась и зыркнула в угол экрана. Блин, реально девять.

– Слушай, ну тут на десять минут, не хочу на завтра оставлять.

– Ты и прошлый раз так говорила. Эля, я жрать хочу.

– Тебе ж оставляли?

– Я съел, что было на красной тарелке, давным-давно.

– А пряники?

– Какие пряники? К Владу подрядчик приезжал с прорабами, там в шкафу вообще шаром покати.

Эля застонала, но сохранилась, скинула бэкап в облако и на терабайтник, велела стационарнику спать и встала. Сирожиддин был прав. Понятно, что до восьми выезжать смысла нет – только пробки собирать, но и позже – не дело, парню вставать в шесть, чтобы успеть в школу на Ванькиной машине.

Эля кивнула вахтеру, пробивая карточку на выход, но тот на нее даже не смотрел, улыбался Сирожиддину.

– Спокойного дежурства, Валентин Петрович, – прогудел тот за Элиной спиной.

Ишь.

В машине Эля расстегнула курточку, поерзала и пристегнулась. Не услышав щелчка сзади, сварливо поинтересовалась:

– Мне что, детское кресло купить?

– Опять забыл. Ща, – пробурчал Сирожиддин, – я в наушники, мне еще английский повторять.

Эля глянула в зеркало, быстренько вырулила в поток, включила музыку – негромко. В голове продолжал крутиться этот бешеный проект, ох, как будет смешно, если он сыграет. Вроде бы просто высоко поднять всю развязку – удорожает ее, конечно, но каков выигрыш по прилегающей территории, а? Для нас, товарищи, важно, что зона отчуждения становится втрое у́же – и уже навсегда, и никаких тебе проклятых подземных и надземных переходов, от которых население стонет. А? А! Глубина, конечно, увеличится. Но это Влад сосчитает, а дело Эли – спроектировать местность вокруг так, чтобы все СНИПы в восхищении замерли. С ее точки зрения, транспортная нагрузка микрорайона – неизбежное зло, типа как климат и вот это вот всё глобальное, башкой итить об пень его, потепление, конец апреля, а мокрый снег как в ноябре; транспорт поедет все равно, навоняет собой все равно, электромобили еще пока в массу войдут, особенно в королевстве нефтепродукта. Но вот пускай это все сдует, м? Ну понятно, не на всей розе ветров это уместно, где-то сифонит вечно к центру, там этот фокус вообще бы не прошел. А вот мы между всем этим и микрорайоном пустим сначала слой тополей, пусть на них налипает все ненужное, а потом уже приличные деревья, и тополя нужно по возрасту чередовать, чтобы раз в пятнадцать лет каждый третий выпиливать на хрен и сажать сразу новые… А дубы с липами и березами за ними пусть стационарные растут, у дубов срока годности вообще нету…

А вот уже и дом, милый дом.

– Блин! Забыли за хлебом заехать! – огорченно сказала она, аккуратно заруливая на подземную стоянку.

– Лепешек наделаем, чего, – буркнул Сирожиддин, хлопнул крышкой ноутбука, щелкнул – отстегнулся – и с кряхтением полез куда-то вниз.

– Чего ты там?

– Флешку уронил, блин, она черная… Ваще не пойму, да куда ж ты закатилась-то, а?

Эля фыркнула, отстегнулась, дернула к себе сумку и тут поняла, что ремень сумки запутался в лямках и – вот они, эти модные застежки – уцепился сам за себя. Так не распутаешь, под жопой-то, сказала умная Эличка, вылезаем, матушка. И страшно ошиблась.

Едва она разблокировала двери, они тут же с грохотом открылись – сначала передняя справа, тут же передняя слева, ее кто-то потащил наружу, она вцепилась в руку у себя на воротнике и зашипела.

– Твою мать! – раздался незнакомый голос прямо у нее за спиной.

Эля разглядела покрытую какими-то даже не прыщами, а рубцами рожу прямо перед собой, глаза смотрели Эле за спину, а рука продолжала тащить ее из машины.

– Давай отстегивай сумку, сучка, – прохрипело Эле в лицо, всю ее обрызгало слюной, и тут она уже было дотянулась до чего-то твердого – но нет, это бутылка, хотя сойдет и бутылка, – как сзади хлопнула дверь, раздался какой-то рев, рука с Элиной шеи исчезла, Эля упала на сиденье, обернулась – справа уже никого не было, только обмотавшаяся лямками машины сумка свисала из открытой двери.

Что происходит? Сирожиддин!

Эля пробкой выскочила из машины и в ужасе шарахнулась так, что едва не отломила дверцу. В задний угол машины с хрустом ударился лицом рубчатый, Сирожиддин тут же схватил его за волосы и швырнул в сторону, мужик упал, как диванная подушка, плашмя, и тут Эля начала визжать, потому что Сирожиддин, у которого на шее болтались нарядные объемные серебристые наушники, с оскаленной пастью размашисто пинал мужика по тому месту, где должна быть голова. Но смотреть туда Эля уже не стала, а подскочила и потащила Сирожиддина в сторону.

Он почти стряхнул ее, но тут она – слава тебе, умная Эличка, – задрала голову и заорала ему прямо в лицо:

– Где второй?

Сирожиддин дернулся, моргнул, сжал губы, оглянулся.

– С-сука. Ушел.

Где-то далеко, кажется, слышались еще торопливые шаги или их эхо.

– Камеры! – ахнула Эля. – Так, бегом в машину, уезжаем.