Мост на реке Бенхай

Я прошу директора Дао рассказать свою биографию. В 1935–1937 годах он участвовал в забастовочной борьбе, был арестован, но сумел бежать из тюрьмы. Вернуться домой ему уже было нельзя. Поэтому Дао начал работать на другой, дальней шахте, где его не знали. Разумеется, чтобы получить работу, пришлось дать солидную взятку. Однако скоро его избил инженер-француз Кристиани. Непокорный Дао не остался в долгу. Короче говоря — пришлось уходить и отсюда. Добравшись до Лаокая, беглец попал сначала в Китай, оттуда в Таиланд и, наконец, в Камбоджу. После японского нашествия Дао вступил во вьетнамскую армию. Во время «грязной войны» был бойцом санитарной службы. Когда война закончилась, он вернулся на прежнюю работу. Сейчас Дао учится и каждый вечер допоздна засиживается над книгами.

Мы спускаемся под землю. В хонгайских шахтах нет ни вытяжных стволов, ни шахтоподъемников: уголь залегает неглубоко. Я спрашиваю: предусматривается ли проходка вертикальных стволов? «Да, — отвечают мне, — но это будет осуществляться постепенно».

Громко шипит сжатый воздух. В штреках душно, словно в римской бане… Обнаженные до пояса горняки вгрызаются в черную угольную целину.

* * *

Ослепительная голубизна моря сливается с лазурью неба. Бесчисленные скалы, разбросанные по всему заливу Халонг, похожи на форты и бастионы. Некоторые из них напоминают неестественно огромные силуэты людей или зверей.

— Посмотри! — показывает мне Нинь. — Не правда ли — черепаха, вынырнувшая из воды? А вон дракон: он притаился и выжидает добычу, чтобы внезапно на пасть на нее… Там, дальше, — слон! А это — гигантская курица, сидящая на яйцах… Или вот — горная птица!

Мы сидим на носу катера, легко и быстро скользящего по спокойной воде. Очень хочется есть! По моей вине мы дольше, чем было запланировано, бродили по шахтам, и у нас не хватило времени на обед — спешили совершить прогулку по заливу. Но заботливый и предусмотрительный Нинь все же сумел «организовать» так называемый сухой паек. Это просто счастье! Ведь на море всегда развивается аппетит… Мы быстро и без особых церемоний поглощаем рис, креветки, вареную курицу, бананы. Солнце припекает, жара становится мучительной…

— Ты обещал рассказать… — я выжидательно гляжу на Хоана. Нет, от второй легенды я не откажусь, пусть не ждет!

— О чем?.. О происхождении скал в заливе Халонг? Да, обещал, помню. Но что ты предпочитаешь: легенду или правду?

— И то, и другое!

— Вот как! Ну, что с тобой поделаешь? Пусть будет так!.. Старые люди говорят, что много лет назад жила в этих местах прекрасная девушка. В нее влюбился морской дух, умевший превращаться в человека. И становился он тогда таким красавцем, что кружил головы всем окрестным девушкам, они не догадывались о его происхождении. Но вот завистницы, прознав о том, что молодец выбрал самую прекрасную из них, обманом завлекли ее в глухое место на берегу и там столкнули в море. Морской дух долго искал свою избранницу, забрасывая сеть в самую глубь моря, пока наконец не вытащил ее мертвое тело. Он не поверил своим глазам, когда увидел покойницу, и в отчаянии решил разделить ее судьбу. Прыгнув в сеть, где лежала его любимая, он вместе с ней погрузился в море… Но злые подружки не пожелали расстаться с ним! Избавившись от соперницы, они теперь хотели во что бы то ни стало удержать красивого юношу на земле. Пытаясь помешать ему, они вцепились в сеть и стали тащить ее назад. Тогда разъяренный морской дух рванул сеть на себя. А был он наделен нечеловеческой силой! Коварные девушки попадали в волны залива и навечно остались в нем неподвижными скалами…

Катер покачивает, трудно записывать. Усевшись поудобнее, я прошу Хоана поведать мне историю одного местного литератора. К моему огорчению, нам не удалось встретиться с этим хонгайским писателем-горняком. Он родился на территории угольного бассейна, живет там и пишет только о нем.

— Его зовут Во Ху Там. Ему сейчас тридцать с чем-то лет… — начинает свой рассказ Хоан. — Он был совсем неграмотным. Только после августовской революции 1945 года Там научился читать и писать. С детства Там работал на шахтах Хонгая. Но даже будучи неграмотным, он создавал стихи. Люди охотно слушали их, так как это были стихи о них самих, об их горькой доле и тяжком труде…

Слушая Хоана, я перестаю удивляться тому любопытному явлению, каким стало творчество поэтов-любителей, поэтов-импровизаторов, нараспев декламирующих строфы собственных стихов. Как единодушно уверяют меня вьетнамские товарищи, нельзя такие выступления назвать «любительщиной» в негативном значении этого слова — стихи эти обладают всеми поэтическими достоинствами.