— Сколько времени? — вместо ответа спросила я.
— Почти семь, — ответил Морошин. Он выглядел уставшим. Судя по тому, что следователь устроился у окна со стаканом чая, он либо давно встал, либо даже не ложился. Я бы не удивилась — то, что мы пережили и услышали накануне, кого угодно лишило бы сна. Я и сама долго ворочалась на своей полке, прежде чем впала в спасительное забытье.
— Зачем ты меня разбудил?
— Ты говорила во сне. Я решил, что тебе снится кошмар.
— Не помню.
Я приподнялась на локте и осмотрелась. Мимо нашего окна с грохотом пронесся встречный грузовой состав.
— Что я говорила?
— Что хочешь проснуться.
Так оно и было. Вчерашний день вымотал меня до предела, и, когда я заснула, он еще раз пронесся перед моим внутренним взором в виде сумбурного, психоделического сновидения, в котором не было ничего светлого.
Регину еще вчера забрала полиция, но ее рассказ, поведанный нам в машине по дороге к уваровскому РОВД, все не шел у меня из головы. Эта женщина была лишена каких-либо чувств, словно при рождении ей их просто не выдали. Я была наслышана о такого рода патологиях, но каждый раз, сталкиваясь с чем-то подобным, испытывала настоящий шок. Ощущение несовершенства мира наваливалось на меня тяжелым медведем, и я впадала в тревогу и депрессию. Куда проще с обычными преступниками, у которых имелся хотя бы внятный мотив. Но существование людей, подобных Регине, которые просто хотели убивать и могли это делать так просто, нагоняло на меня тоску и страх.
Морошин же внешне выглядел спокойным, словно вся эта история для него не являлась чем-то удивительным. Он сидел напротив и помешивал ложечкой чай в граненом стакане. Я даже смотреть не могла на то, как спокойно, после всего случившегося, он пьет чай из такого же стакана, как и тот, что сутки назад Регина передала нам с ядом.
Я отвернулась и стала глядеть в окно, где проносились освещенные фонарями полустанки и черной стеной мелькали хвойные леса.
— Я думал, у тебя нервы покрепче, — заметил следователь.
— Некоторые вещи просто не укладываются в голове, даже если ты с ними сталкиваешься не раз.
— Согласен. Но я привык к тому, что мир неидеален. Меня такое больше не шокирует.
— Тебя спасают твои правила, — улыбнулась я. — Мир легче принимать, когда все систематизировано на уровне ДНК.
— Ты меня упрощаешь, — обиделся Морошин, и, помолчав, добавил: — Я жалею только о том, что мы не смогли дослушать эту захватывающую историю.
Это была правда. Регина прервала свой рассказ, когда мы подъехали к обшарпанному зданию местного полицейского отделения. Основные моменты в ее истории были понятны, но у нас с Морошиным оставались вопросы. В частности, о том, что случилось с отцом Регины и как они с подельниками организовали убийство Полины Усольцевой.
— Меня смущает ее признание, — сказал Морошин. — С чего бы ей признаваться?
— Она призналась в простой беседе не под запись, — возразила я. — Вот увидишь — сейчас на допросах начнет заливать, что мы выбили у нее это признание силой, или вообще уйдет в несознанку.
— Гражданка Южная сядет в любом случае — покушение на жизнь, да еще и при свидетелях.
— Да еще и два раза — не забывай про яд в кофе, который она подсыпала нам в поезде.
Морошин кивнул, скрестив руки на груди:
— Да. Пока ты спала, мне отзвонился твой Кирьянов — стакан из-под этого пойла у проводницы изъяли. Чудо, что она приняла все твои инструкции всерьез. Наверное, ее тоже насторожило то, что кофе для нас среди ночи заказала какая-то незнакомая барышня. Сейчас улика в лаборатории, но в принципе я уже знаю, что они там найдут.
— Крысиный яд.
— Девочка привыкла пользоваться им с детства, а в критических ситуациях всегда обращаешься к проверенным методам.
— Как думаешь, ее признают невменяемой? — спросила я.
— Вряд ли, — покачал головой Лев Марсович, — нормальной ее не назовешь, но любой убийца в той или иной степени нездоров психически. Она вполне осознавала, что делает. Нам нужно прижать сообщников, и тогда с доказательствами проблем не будет. Думаю, наш приятель Иртеньев с удовольствием расскажет много интересного. Да и Антона Павловича мы в стороне не оставим.
— Надо опять съездить к участковому — пройти с ним по квартирам и показать соседям фото Регины. Думаю, внимательная старушка-следователь без труда опознает нашу отравительницу.
— Главное, чтобы бабушка вспомнила, когда конкретно она видела Регину, — заметил Морошин, — а то доказательством это будет слабым. В конце концов, Усольцева встречалась с ее братом. Мало ли предлогов?
— Эта бабушка вспомнит, поверь мне, — улыбнулась я, представив соседку Полины, мимо которой ни один преступник бы не прошмыгнул.
Морошин посмотрел на меня с интересом:
— У тебя еще много тузов в рукаве?
Я устало прикрыла глаза.
— Есть один. Но мне нужно кое-что проверить.
— Расскажешь?
— Как только поговорю со старушкой.
— Хорошо. — Следователь задвинул шторки на окне. — Можешь еще поспать. Мы прибудем в Тарасов только через четыре часа.
— Отличная идея, — пробормотала я и, завернувшись в тонкое одеяло, провалилась в сон.
* * *