На кухонной скатерти бурели следы крови. Позже я узнала, что переборщила с ядом настолько, что кровь просто хлынула у матери из носа и ушей и она умерла тут же, за столом.
Сердце мое колотилось как бешеное. Я почти не отдавала себе отчета в том, что совершила, и на миг превратилась просто в маленькую девочку, лишившуюся матери. Слезы — освобождения, страха, ярости, тоски — сами полились по моему лицу, и никому не пришло в голову, что я плачу по какой-то своей, особой и неведомой другим причине.
Через день к нам опять пришел следователь, и они с отцом заперлись в одной из комнат. Брат лежал у себя в комнате, глядя в стену, а мне велели пойти погулять во двор. Михаил, так звали папиного друга, скользнул по мне тяжелым недобрым взглядом. Я съежилась и последовала отцовскому указанию. Прихватила с полки какую-то книжку и вышла из дома, стараясь не встречаться глазами со следователем. Мне показалось, что от него повеяло холодом, когда я случайно коснулась рукой его старого, в катышках, пиджака.
Во дворе земля была раскалена полуденным солнцем. Я обошла дом по периметру и остановилась напротив раскрытого окна, откуда хорошо был слышен разговор отца и его друга. Сунув книгу под мышку, я встала на скамейку и приоткрыла створку еще больше.
— Я тебе клянусь! — говорил Михаил горячим полушепотом. — Крысиный яд!
— Он у меня дома везде хранится! Это я виноват! Он случайно попал в чашку, — отвечал отец.
— О твоей дочери уже давно в окрестностях ходят нехорошие слухи. Все знают, что она травит животных.
— Это все грязные сплетни, бабская трепотня! — Отец рубанул ладонью по столу. — Неужели ты думаешь, что Гинка могла мать убить? Ты в своем уме?
Я поморщилась — отец придумал когда-то совершенно невыносимое сокращение от моего имени и вовсю его использовал, хотя я неоднократно давала ему понять, что меня оно не устраивает. Спрашивается, зачем давать мне имя Регина, если ты все равно не собираешься меня так называть?
— Подумай сам. Ты просто прячешь башку в песок. Но от такого не спрячешься, понял? Твоей дочери нужна помощь, а вам с Лешкой защита от нее.
— Ей двенадцать лет! Кто она, по-твоему? Профессор Мориарти?
— Скорее, кто-то из семейства Борджиа…