Мост желания. Утраченное искусство идишского рассказа

В произведениях Дер Нистера граница меж­ду сном и реальностью размыта и нечетка. Несмотря на то что героем его сказок руково­дят силы небесные и ему помогают помощни­ки на земле, он один несет ответственность за свою судьбу. Реальную жизнь — историю — не прожить одному. Какой выбор стоял перед Дер Нистером и почему он сделал именно такой вы­бор? Милгройм-Римон, с его вниманием к еврей­скому и художественному наследию, с его вос­хищением Перецем, казалось бы, должен был стать родным домом для отшельников, коз и мелких бесов Дер Нистера, в отличие от других печатных органов попутчиков. Дер Нистер, ко­торый так много почерпнул из традиции, дол­жен был быть рад возможности находиться ря­дом с Хаимом-Нахманом Бяликом (к которому он совершил паломничество в 1912 г.); делить­ся мессианскими видениями с поэтом и драма­тургом Мойше Кульбаком; придумывать еврей­ский фольклорный нарратив вместе с Исраэлем Вахсером и Ш.-Й. Агноном⁴³.

Единственный рассказ Дер Нистера, опубли­кованный в Милгройме, «На границе», безуслов­но, был созвучен еврейскому универсализму дру­гих авторов журнала⁴⁴. И вновь тема избавления в рассказе прикрыта романтическими условно­стями — история великана, «последнего в сво­ем племени», и его поисков дочери императора- великана, которая живет в старой башне у моря. В символическом языке Дер Нистера великан и принцесса, несомненно, олицетворяют силы Добра, особенно когда они сталкиваются с про­каженным, который трижды противостоит ве­ликану в его поисках. Люди, убежденные прока­женным, отвергают видение великана о восста­новлении прошлого. Но тот стоит на своем, доби­рается до старой башни и женится на принцессе, тем самым обеспечив продолжение своего племе­ни. Остается только отправить обратно верблю­да с двумя зажженными свечами на горбу в знак тикуна — тот самый знак, которого так страстно ждет создание «на границе».

Элитарные и крайне оптимистичные — та­кими были символические сказки Дер Нистера в эпоху, предшествовавшую его пребыванию в Берлине и в краткий период, когда он редакти­ровал известнейший журнал в области идишско- го искусства и словесности. Потом все внезапно переменилось: Дер Нистер оставил аристократи­ческое обиталище неотрадиционного искусства. Он покинул Берлин — город, который он ненави­дел за претенциозность, бедность и отдаленность от говорящей на идише публики — и присоеди­нился к своему другу Лейбу Квитко, жившему в Гамбурге, где они вдвоем работали в советском внешнеторговом агентстве⁴⁵.

Рассказы тоже изменились и стали еще бога­че аллюзиями, в них появилась сатира, которая одновременно и скрывала, и подчеркивала их критическую направленность. В 1922-1923 гг. Дер Нистер распрощался со сказками о тикуне и обратился к вариациям на тему швиры. Рабби Нахман покинул его сказки вместе с такими же густыми бесконечными лесами, пустынями и океанами. Теперь в сказках появились корчмы со стенами, покрытыми черной глазурью, фарфоро­вые щенки, страдающие от зубной боли, скольз­кие мосты и запыленные башни, шуты, комеди­анты и цирковые артистки. Сказки Дер Нистера все чаще начинались с реальной и узнаваемой атмосферы, которая постепенно перемещалась в высшие сферы воображения.

В соответствии с заглавием действие расска­за «В кабачке» (1922) разворачивается в корчме «Слепец», где стены черного цвета, отчего там стоит вечная ночь, и пьяницы думают, что они могут изменить мир. Затем из корчмы действие переходит к истории безответной любви Водолея к Деве. В итоге Водолей, падающая звезда, от­казывается орошать мир. И хотя рассказ вну­три рассказа завершается неизбежной свадьбой Девы с более юной и более важной звездой, чем Водолей, на свадьбу приходят Семеро Нищих (из сказки рабби Нахмана), и из рамочного рассказа нет никакого выхода. Вернувшись в корчму, пья­ницы просыпаются и выходят на улицу по ма­лой нужде. Мораль такова: когда стены мира ис­сушены, люди, спасающие землю, испускают не­чистоты⁴⁶.