Мост желания. Утраченное искусство идишского рассказа

Для дьявола время стоит на месте, позволяя ему играть роль соблазнителя в еврейском ме­стечке и перешагивать через столетия, чтобы подвергнуть сомнению ту самую историю, кото­рую он только что рассказал. На этом чердаке у него всегда есть любой рассказчик, какого он по­желает: легендарный пейзаж с местными мессия­ми; библиотека, полная старых книжек, уедине­ние, чтобы развивать собственное искусство па­родии и стилизованный язык. Конечно, ни на ка­ком чердаке его не удержать, потому что проказ­ник только-только вошел во вкус и открыл без­граничные возможности взаимопроникновения этого мира и мира грядущего, прошлого и насто­ящего, чертей и людей.

Если черт может выступать в роли бадхена, то почему не может быть наоборот? Эльханан, бадхен-любителъ и младший помощник учите­ля, возникает перед Тайбеле однажды безлун­ной ночью, когда она пугала подруг рассказом о дьявольской любви. Он вынашивает план осуществить ее сказку. Призвав на помощь все свои риторические таланты, он появляется в ее спальне и соблазняет ее, нашептывая на ушко сатанинские глупости. Несмотря на охвативший ее поначалу ужас, она начинает ждать этих сви­даний два раза в неделю, ее охватывает первая в ее жизни настоящая страсть, пока однажды Гормиза-Эльханан не заболевает смертельной болезнью. «Боже, на свете так много чертей! — в муках восклицает Тайбеле. — Пускай будет од­ним чертом больше»⁶¹. Несмотря на то что идет дьявольская игра, секс может быть достойным награды, и «Тайбеле и Гормиза» (1962), замеча­тельная, трогательная история любви — одна из таких наград.

Жизнь удивительнее вымысла, как территория дьявола на фоне истинного желания. Следующим шагом Башевиса стал прорыв через вымысел самого вымысла. На свет появляется Агарон Грейдингер, известный идишский писатель, ко­торый экспромтом рассказывает о необычайных событиях, произошедших с ним или поведанных ему читателями. Иногда это забавно, например, когда писатель-рассказчик проводит отпуск в Майами-Бич в межсезонье и получает сигналы от каких-то тайных сил («Единственный постоялец», i960)⁶². В другой раз результат оказывается жут­ким — когда Эстер рассказывает, как она видела Адольфа Гитлера в «Кафетерии» (1968)⁶³.

Стоит мне сесть за столик, как они подходят: «Привет, Агарон!» — и обсуждается все на свете: идишистская ли­тература, Катастрофа, Государство Израиль... А то всплы­вет знакомое имя, и выясняется, что человек, в прошлый раз уплетавший рисовый пудинг или тушеный черно­слив, уже в могиле. Я редко заглядываю в газеты, узнаю такие новости позже других и всякий раз поражаюсь, хотя в мои годы пора быть готовым к подобным извести­ям. Еда застревает в горе, мы в замешательстве глядим друг на друга, а в глазах немой вопрос: «Кто следующий?» Но проходит мгновение-другое, и мы снова беремся за еду. Я частенько вспоминаю сцену из одного фильма про Африку. Лев кидается на стадо зебр и задирает одну из них. Испуганные животные убегают, а потом, остановив­шись, снова принимаются щипать траву. А что им остает­ся делать? (Y 43-44, Е 287, R i)