Мост желания. Утраченное искусство идишского рассказа

В итоге оказывается, что чудесный сефард- ский гость из еврейского царства думает о том же. Посреди ночи члены семьи вдруг обнаружи­вают, что гость скрылся вместе с фамильным се­ребром, драгоценностями и служанкой. «Сердце мое было разбито», — завершает свой рассказ ребенок-повествователь:

Но не из-за утраты наших серебряных бокалов и утвари или немногочисленных украшений матери и денег. Не из- за служанки Рикель — черт бы ее побрал! А потому что те­перь я никогда не увижу счастливой-счастливой страны, где рубины, жемчуг и бриллианты валяются на улицах, где есть Храм с первосвященниками, левитами и органом и с древним алтарем, на котором совершают жертвоприно­шения. Все эти чудесные вещи жестоким образом были у меня украдены, их отобрали, отобрали, отобрали.

Так что конец у обоих типов рассказов одинако­вый: евреи чувствуют трагический разрыв меж­ду мечтой и реальностью. Ведь даже если еврей достаточно удачлив, чтобы отмечать праздники с этрогом, бумажным флагом, колодой карт, пу- римским представлением или гостем на седер, на рассвете туман рассеется и опять начнутся серые будни. Калиф на час опять превратится в неудачника, которым командует жена, или в ни­щего сироту. Именно потому что миф стал ося­заемым, с живыми первосвященниками и леви­тами в видимом настоящем месте, потеря стано­вится гораздо больше. Когда праздники прохо­дят, каждый еврей опять становится ребенком. И поскольку ребенок воспринимает жизнь ярче и субъективнее, то каждый праздник мог стать миниатюрной драмой разбитых надежд и ожи­даний.

«Гость» и свыше семидесяти подобных ему рас­сказов были написаны к случаю. В связи со стре­мительным развитием прессы на идише после 1900 г. написание праздничных рассказов стало частью трудовой деятельности любого профес­сионального идишского или ивритского писате­ля. При крайней необходимости Шолом-Алейхем даже сочинил рассказ или два для своего дру­га Мордехая Спектора (1858-1925). Чтобы свести концы с концами, Шолом-Алейхем писал одно­временно для нескольких газет; и поскольку ни одна из них не допускала перепечаток, празд­ничный сезон между Рот га-Шана и Гошана раба (приходящийся на раннюю осень) мог быть горя­чим⁵⁸. Так Шолом-Алейхем научился писать рас­сказы быстро и приурочивать их к праздничным приложениям в газете. Он также научился тому, что любое произведение, написанное к конкрет­ному празднику, может быть при этом весьма не­замысловатым. «Мертвецы? В честь праздника Пурим?» — риторически вопрошал он во введе­нии к первому сборнику из серии, получившей название «Праздничной библиотеки Шолом- Алейхема»:

В такой праздник, когда самому Богу угодно, чтобы ев­рей был пьян, а сочинитель дурачился и выступал в роли скомороха?! Я знаю, читатель, что сегодня Пурим, что ты должен быть пьян, а я должен дурачиться, — и все же я преподношу тебе рассказ о двух мертвецах, — ничего не поделаешь! Единственное, чем я могу помочь, — это дать совет: если у тебя слабые нервы, не читай на ночь глядя этой истории⁵⁹.