Мосты не горят

— Они падают, — монотонно продолжала я. — Роса стекает по их лицу. Плоть истончается, но они еще способны мыслить и осознают, что с ними происходит… Они способны слышать. Что же они слышат? Например то, что однажды я нашла в траве кучку проржавевших насквозь медальонов с надписью «Пурис омния пури». Там, рядом, догнивали остатки алых шёлковых плащей.

У Сени заклокотало в горле, он понял, наконец, что это не сон и не иллюзия. Я отвернулась, посмотрела на лес.

—…Здесь многое сохраняется надолго, только не тела. Что же дальше? А, им многое открывается… к ним подходят убитые ими и говорят с ними… Что же они говорят?

— То, что нужно было стрелять в голову, — мстительно произнесла Аглая, наклоняясь над своим убийцей.

ГЛАВА 11

— Я испугалась, — сказала я. — Я так испугалась!

Аглая молчала. Ветер бродил в ветвях, раскачивая золотые игрушки. Колыбель играла свою древнюю мелодию. Прямо над моей головой раскачивался и звенел единорог с сапфировыми глазами. Я вспомнила Сеню и его последний взгляд.

— Того, что ты не выживешь, того, что Холмы не пустят меня больше сюда, — продолжила я, предупреждая вопрос Аглаи, — того, что я теперь тоже убийца.

Я знала, что скажет Аглая, но все равно хотела это услышать. Хотя бы для того, чтобы ее голос еще раз напомнил мне: это не сон, она жива.

— Ты ничего такого не сделала, — тихо сказала Аглая. — Он сам этого хотел. А Холмы вынесли приговор. Две тысячи лет люди живут, вернее, пытаются жить по завету «прости ближнего своего, что бы он ни совершил, даже своего врага – прости». Но Холмы искупления древнее. Они не видели прихода Всепрощающего, они не знают, что можно простить. Их принцип – око за око, жизнь за жизнь. И все же… почему они не убили Крысака?

— Я договорилась с ними. Обещала, что все будет по-другому. Киприянов выпил воды из Грота Забвения. Сам.

— Сам?! — Аглая еле слышно охнула.

— Да.

Я вспомнила требовательный взгляд и дрожащую руку Киприянова. «Дай! Хочу забыть!»

— Физически ему стало легче. После того, как мы вернулись. Он ничего не видел, не видел… как Сеня…. но все понял.

— Что же с ним будет?

— Он будет жить. Не знаю, сколько. Наверное, достаточно, чтобы что-то понять. Я почему-то верю, что он поймет…Прослежу за этим, ведь я обещала Холмам. Видишь, все меняется, и Холмы тоже. С Киприяновым Антон. Ему уже лучше, ранение оказалось неопасным. У них много времени, чтобы познакомиться заново.

— Расскажи, я ничего не знаю… не помню.

Я вздохнула:

— Начну с начала. У одного мужчины примерно в одно время было две любовницы. Кровь фейри сильна, и обе родили сыновей. Одна из них была из хорошей семьи, она не хотела огласки, а Киприянов не собирался жениться, поэтому ко всеобщему удовлетворению он быстренько нашел ей богатого мужа, известного адвоката. Сеня рос в любви и уюте. А вторая женщина… помнишь, в девяностые были очень популярны местные конкурсы красоты… Спонсировали их разные криминальные структуры. На одной из таких конкурсов Киприянов и познакомился с матерью Жабы, в смысле, Антона. Не знал, что она родила, видимо у нее были свои причины скрыть факт рождения ребенка от подобного отца– что-то потом с ней произошло, то ли передоз, то ли мокруха какая. Антона воспитывала бабушка.

Мальчик рос как трава, связался с криминалом, в один прекрасный день пересекся с Киприяновым, а тот по пьяни стал трепаться о своих любовных победах. Антон, не будь дураком, смекнул и сопоставил кое-какие факты из рассказанного Крысаком и своей биографии. Он не собирался мстить или шантажировать, нет, наоборот – Крысак был для него чем-то вроде иконы, Жаба из кожи вон вылез, чтобы попасть к тому в телохранители. И чувства у него были весьма сентиментальные. Да, он туповат, неразвит, груб, но отца искренне любит и о своих способностях немного осведомлен – жизнь подсказала.