Мосты в бессмертие

– Вы же все видели, – проговорил Зибель, возвращаясь в кабинет Отто. Штурмбаннфюрер взял с подоконника потухшую сигару, раскурил ее и снова уселся на стул. – Вы видели, – повторил он. – Как эти люди ели, болтали над телами своих мертвых сородичей. А сейчас вы убедились, как легко они могут предавать. Предавать, даже слыша разрывы русских снарядов! Это бесчувственные люди. Недочеловеки! Действительно, хороший подопытный материал и не более того… А теперь к делу: мною получена специальная директива на случай внезапного отступления. Конечно, до этого дело может и не дойти, но готовиться нужно. И доктору Кляйберу с его протухающими трупами, и вам с вашими бумагами. Отчета буду требовать каждый день. Пациентов готовьте к отправке в Польшу, в лагерь для перемещенных лиц. Оба здоровы и здесь им не место. К концу апреля мы должны оставить Горькую Воду и переместиться западнее.

– Отступление неизбежно? – немного помолчав, спросил Отто.

– Да не волнуйтесь вы так! Что вас напугало? Война? Да, на войне так бывает: фортуна вдруг поворачивается спиной. Да, сейчас русские напирают. Но чем это обернется завтра? Может статься, сюда ворвется стая обезумевших безбожников, а может, они обойдут село стороной, затеряются в бескрайних пространствах. Чего ждать от дикого стада? Не волнуйтесь! Храбрые воины рейха отстоят миусский рубеж!

И он чувствительно ударил Отто по плечу.

Глава 9. Гаша

Поначалу Гаше приходилось действовать втайне, в одиночку на свой страх и риск. Вьюжными днями, когда сугробы подпирали подоконники ее лаборатории, когда мороз сплошь покрывал оконные стекла причудливыми узорами, она смотрела, как госпитальные санитары-венгры каждый день выносят из больничного корпуса на задний двор мертвецов. Поначалу она радовалась. Один за другим безвинные страдальцы покидали вьюжную юдоль. Многие из них были безнадежны настолько, что добродушный доктор Кляйбер нет-нет да и ронял скупую слезу, оплакивая их участь. Гаша видела мельком, как больничный сторож Никодимка зарывает в особую яму ампутированные, отвратительно воняющие гниением конечности. Проходя мимо госпитального корпуса, она слышала странные звуки, мало напоминавшие и речь человека, и человеческие рыдания. Как-то раз доктора Рерхен и Кляйбер, осушив бутылку шнапса, обсуждали «чудовищные побочные эффекты» нового препарата доктора Куна.

Гаше приносили медицинские карты умерших людей. Среди прочих обязанностей, ей было поручено готовить дела для отправки в архив, в Будапешт. Преодолевая усталость, она час за часом вчитывалась в неразборчивые каракули, писанные к тому же на чужом языке. Обилие медицинских и биологических терминов облегчало понимание текстов. Долгими, одинокими, февральскими вечерами, в вое ветра за окном ей чудился сатанинский хохот и перестук копытец. Тогда она принималась молиться, но молитвы не шли на ум. Она отвлекалась, подходила к окну и всматривалась сквозь иней, сквозь пелену метели в едва теплившиеся огоньки госпитального корпуса.

В середине февраля, когда доктор Рерхен в который уже раз пожаловался ей на усталость и недосып, она предложила свою помощь по уходу за больными.

– Милочка! – доктор Рерхен всплеснул руками. – Такие зрелища не для девичьих глаз! Впрочем, о чем я… Вам, пережившей бомбежки Киева… Но кто же останется здесь, в лаборатории? Кто станет мыть и монтировать посуду?

– Если вы дадите разрешение, господин, и если доктор Кун согласится… то Леночка, моя племянница станет помогать моей маме. Ну хоть за половинный паек… Леночка сирота, и мы нуждаемся…

– Оставьте, фройляйн! – доктор Рерхен оживился. – Друзья рейха ни в чем не должны нуждаться! Половинный паек!.. Уж с пайками-то мы разберемся.

* * *

Гаша оценила свои возможности и решила, что сможет спасти лишь двоих. Главной ее надеждой стал высокий, темноволосый парень с проблесками седины на висках. Ранение его было тяжелым, но вполне излечимым. Правда, осколок извлекли из раны поздновато и не очень аккуратно. Наверное, доктор Рерхен в тот день или сильно устал, или попросту торопился. Гаша посоветовалась с матерью.

– Сколько ему лет? – спросила Александра Фоминична.

– По виду около сорока, – ответила Гаша. – Но доктор Рерхен написал в карточке восемнадцать-девятнадцать. Странно. Вообще-то доктор часто ошибается…

– Не думаю, дочь. Не стоит недооценивать немцев. А второй?

– Со вторым проще. Ему и по виду, и по сути двадцать лет. Но у него было сложное ранение, пулевое, с глубоким проникновением в ткани…

– Им кололи препарат?

– Да…

– Попробуй заменить препарат чем-то… физраствором? Ты станешь это делать?

– Что ты, мама! Как я могу отважиться на такое! – отважно солгала Гаша.

Потянулись недели одинокой жизни, наполненной опасными тайнами и рискованными действиями. Гаша отменно хорошо могла исполнять функции медицинской сестры, и она их исполняла с прилежанием. Еще затемно она спешила в лабораторию, где делала самые неотложные утренние дела. С рассветом Гаша перемещалась в госпитальный корпус, а ей на смену заступала Александра Фоминична. С наступлением дня приходила и Лена.