Мотылёк над хищной орхидеей

Сделав глубокий вдох, он заставил себя сосредоточиться на реальности и, оглядевшись по сторонам, заметил чёрный Ягуар, не слишком приметный на вид, но выглядевший массивнее большинства других местных машин. Ягуар медленно полз по улице, и Конраду показалось, что он угадывает за стеклом заднего сидения строгий силуэт с тростью в руках.

«Идиот», — отругал он себя. Красавчик из бутика вряд ли стал бы подбирать мальчиков на улице — к таким обычно очереди стоят. Он будто с картинки в журнале сошёл — и при всём лоске рождественских магазинов, изо всех сил старавшихся показать товар лицом, явно выбивался из всего, что находилось кругом. «И принц на чёрном ягуаре остановился у двери его башни и забрал его с собой».

Конраду стало смешно, но всё же он бросил ещё один косой взгляд на автомобиль, казалось, продолжавший следовать за ним. Конрад нарочно не сворачивал, чтобы не разбивать эту иллюзию и немного потешить себя, выдумывая собственную рождественскую сказку.

В свой двадцать один год он не был с мужчиной ещё ни разу — хотя первое предложение такого рода получил сразу же, едва перетащил свои вещи в кампус Эдинбургского университета.

Оно поступило от преподавателя истории испанского искусства — респектабельного мужчины с седыми висками в возрасте чуть за пятьдесят.

Конрад даже представить себе не мог, как может остаться наедине с таким человеком и целовать его, и потому поспешно сменил курс и занялся историей итальянской живописи.

Потом был ещё Жозе — его поселили с Конрадом в один блок. Жозе приезжал учиться по обмену, ему дали на знакомство с Эдинбургом всего один год, и времени даром Жозе не терял — попытался подкатить к одиноко сидевшему на общей кухне Конраду в первый же день.

Конрад дал ему от ворот поворот — но только затем, чтобы через неделю обнаружить, что за ним ухаживает его сосед. На сей раз потенциального любовника Конрад знал достаточно хорошо и не решился сразу же отказать.

Какое-то время они провели вместе, но дальше поцелуев и осторожных ласк в туалете между парами дело не зашло — Конрад всё оттягивал главное, понимая, какая ему уготована роль, и не в силах избавиться от чувства, что когда это произойдёт, он изменится целиком.

— Тебе как будто операцию по смене пола предлагают, — шутил Лоуренс, его сосед. Но шутки становились всё более натянутыми, а Конрад всё давал задний ход.

На их курсе однополых пар было три, а биполярная ориентация и вовсе была чем-то вроде местной моды, так что говорить «я не по этой части» означало бы показать себя отсталым, домашним мальчиком из Глазго — но как ни старался, преодолеть свой страх Конрад не мог.

— Я просто не хочу, — говорил он, пока Лоуренсу в конце концов не надоело тратить время попусту, и он не решил сосредоточить усилия на более доступных целях.

Конрад же остался «на своей стороне реки», хотя и продолжал тусоваться с ребятами, которые свободно целовались и обнимали друг друга на показ, а что делали уединившись — Конрад предпочитал не представлять.

Ещё в тот, первый раз, когда поступило предложение от мистера Маккоя, Конрад отчётливо понял, почему именно его отец не хотел, чтобы он учился здесь — на факультете искусств.

Борьба шла долгих несколько лет, пока наперекор отцу он не подал документы на получение стипендии и не поставил отца перед фактом, что собирается стать скульптором всерьёз.

Отец так и не простил ему этот, как он выражался, «бред», и отношения в семье оставались натянутыми до сих пор.

Впрочем, у них и не было особо времени, чтобы помириться между собой — Конрад приезжал только на Рождество, летом предпочитая колесить с друзьями автостопом по Европе. Впрочем, одну из подобных вылазок они сделали и весной — ровно в те дни, когда отцу приспичило навестить Конрада и узнать, как у него дела.

Не застав сына ни на территории университета, ни в Эдинбурге вообще, Кейр-старший (такова была фамилия всех мужчин в семье Конрада и даже некоторых девушек) твёрдо убедился в том, что сын его отправился не на учёбу, а на заработки в публичный дом. Он тщательно готовился, не скрывая от сына того, что по возвращении его ждёт громадный скандал — что ничуть не прибавило Конраду желания на лето возвращаться домой. И вот прошло ещё полгода, и снова настало время каникул — но тут уже прятаться от родных у Конрада не хватило духу. Он очень надеялся, что боевой пыл отца за прошедшие месяцы хоть немного поугас, но тот продолжал смотреть на него как на отброс, и рождественский ужин грозил вылиться в полноценную бурю со снегом и льдом.

Остановившись на остановке, Конрад дождался автобуса и, запрыгнув в него, отправился к отцу. Зонтик сестре он так и не подобрал.

Устроившись на сиденье, Конрад перестал наконец коситься на поток машин, где ему ещё с минуту назад продолжал чудиться Ягуар, и целиком погрузился в телефон.

Конрад рассчитывал вернуться в торговые ряды на следующий день, но сделать это ему так и не удалось. Весь вечер отца не было дома, и Линдси уехала вместе с ним — закупать продукты к Рождеству.