Мотылёк над хищной орхидеей

Этот мужчина не был ни слишком плох, ни слишком хорош. Он не был уродом и не был слишком стар, не выглядел слишком жестоким или «слишком» ещё что-нибудь. Пытаясь представить себе возможные варианты событий, возможных «хозяев», Конрад не видел в нём никаких особых недостатков. Он просто был не тем человеком, с которым Конрад хотел бы жить. Не тем, кого он хотел бы обнимать, и тем более не тем, кому Конрад хотел бы подарить свою первую ночь.

К месту или нет в памяти его тем же вечером всплыло старое «просто не хочу». Но теперь никого не интересовало, хочет он или нет. Впору было пожалеть о том, что он не дал Лоуренсу то, чего тот так долго искал — но Конрад не жалел. Делать это с Лоуренсом было бы так же отвратительно, как и с покупателем или с кем-то ещё.

«Наверное, я всё-таки не гей», — подумал Конрад, но тут же память услужливо подкинула гибкое, стройное и сильное тело Мастера, и член предательски потяжелел.

Конрад, устроившийся на своей новой широкой кровати в ожидании покупателя, перевернулся на другой бок.

Физически он был уже готов. Новая комната имела небольшой закуток, где можно было самостоятельно принять душ и сходить в туалет — и подготовить себя, чему Мастер успел его научить. Конрад не стремился испытать на себе насилие и боль, и потому, когда последний сказал ему «будь готов», решил не выделываться и выполнить приказ.

Он ждал и ждал, вздрагивая от каждого шороха, даже если тот попросту мерещился ему, но покупатель так и не пришёл.

Конрад уснул, а наутро его навестил мастер и вёл себя так, как будто ничего не произошло.

Конрад хотел было спросить, как решилось дело с его будущим владельцем — но что-то останавливало его. «Обида», — понял он уже потом. Конраду вообще не хотелось ни о чём говорить с человеком, который собирался его продать.

Да, надеяться на что-либо было глупо, но пока он не увидел Кагерта своими глазами, всё происходящее в сумраке камеры, лишенной окон, до какой-то степени оставалось сном, а всё, что говорили ему мастера, могло быть ложью.

Но теперь Конрад видел, что это не игра. Его в самом деле собирались продать — мужчине, который даже имени его не собирался запоминать.

Ни фильмы, которые Конраду ставили теперь немного чаще, ни занятия по танцам, которые начались на следующий день после того, как Кагерт оставил его, не вызывали у Конрада интереса. Он не хотел ничего.

И Мастер, казалось, видел это, потому что задания его в эти дни были предельно просты, и большую часть он делал сам.

Визиты мастера чередовались с другими уроками, которых теперь становилось всё больше, и потому, когда закончился очередной урок по дизайну, Конрад устало устроился на опостылевшей кровати, не глядя на мельтешащий на стене экран, где фрески Да Винчи чередовались со скульптурами Микеланджело. Он не думал, что его в этот день (если это, конечно, вообще был день) ожидает что-то ещё, когда негромкий голос диктора внезапно смолк, свет притух, и в наступившем полумраке Конрад услышал привычное:

— Надень маску.

Конрад вздрогнул, огляделся по сторонам, хотя и привык уже, что его преподаватели общаются с ним через динамик. Потом собрался с мыслями, взял с пола оставленную рядом с кроватью маску и надел.

В наступившей темноте негромко щёлкнул дверной замок, и послышались шаги.

Конрад сидел, напряжённо ожидая, что будет теперь. Раздеться Мастер не приказал и позу, в которой следовало его встречать, не назвал.

Рей неторопливо приблизился к нему и провёл рукой по щеке, как не позволял себе делать уже давно.

Конрад задрожал и вскинулся, то ли подставляясь под ласку, то ли силясь сквозь маску разглядеть того, кто вошёл.

— Это я, — сказал Рей.

— Я узнал, — Конрад накрыл его ладонь своей рукой.

— Я не разрешал.

Конрад быстро убрал ладонь и в молчании стал ждать, что ему велят.

Рей медленно опустил руку, оглаживая скулу и дальше — острое плечо. Голова Конрада всё ещё была запрокинута навстречу ему, а губы чуть приоткрыты. Всё последнее время Рей представлял, как касается поцелуем этих губ.

Клиент ничего не говорил про поцелуй. И наверняка Конрад не был девственником настолько, чтобы поцелуй Мастера мог что-то в нём поменять.

Скорее Рей опасался, что этот поцелуй поменяет что-то в нём самом.

— Разденься, — приказал Рей и, отступив на шаг, стянул собственную футболку.

Конрад неторопливо, слегка прогибаясь в спине, чтобы продемонстрировать себя со всех сторон, стянул спортивную рубашку, которая была на нём.

Соскользнул на пол и потянул за шнурок на штанах, так что те легко сползли на пол вдоль бёдер.

Рей закусил губу, разглядывая его. Член юноши был уже немного напряжён, будто тот так же, как и сам Рей, предвкушал то, что сейчас произойдёт.

Рей шагнул вперёд и погладил его бёдра легко-легко, наблюдая, как послушно поднимается член.