– И у вас, – с улыбкой протянул Ламасов, – мне очень хочется верить, Кирилл, натренировалась, вот как мускул, интуиция – эдакое чутье, которое вам подсказывает моментально, что за человек к вам в такси садится – по голосу его, по случайному жесту, может, по словам, которые человек с вами в общении употребляет, по тому, какие сигналы он подает вам! – и вся эта сумма, этот замысловатый спектр, он вами замечается, он вами воспринимается и регистрируется единовременно… Он вами усваивается беспрепятственно, и в ответ пробуждается в уме вашем, в настроении, определенное чувство, иногда оно положительное в свойстве своем, а иногда отрицательное, неприязненное… но всякое чувство похоже, так сказать, на мыльный пузырь – загляните, пожалуйста, будьте добры, внутрь себя! Или, если не можете, хотя бы на капли воды на краешке стакана… присмотритесь повнимательнее – вы видите? Они пронизаны светом, светятся и подрагивают как будто бы. И оно, это чувство, есть нечто прозрачное, да? Но одновременно окрашенное удивительными, яркими, пустыми и живыми, Кирилл, слепяще-нирванистическими красками, и в пузыре этом содержится слепок с человека, потому что люди в сущности своей – и есть такие вот пузыри! – они надуваются и, перепутываясь, мчатся к небесам столпотворением, как вот сперматозоиды для оплодотворения яйцеклетки, но их пути прерываются, они лопаются, а случается иногда – как вот мы с вами теперь! – они волей непреложного случая сталкиваются и сливаются, и становятся на момент одним целым прежде, чем лопнуть…
Варфоломей сделал мягкий, но властно-покровительственный жест ладонью и звучно прищелкнул длинными пальцами.
– А теперь, Кирилл, подумаем – стал бы человек, только что убивший другого человека, называть кому попало свое имя?
– Он заикнулся, я помню, – подумав, ответил Горчаков.
– Заикнулся?
– Да, – кивнул Горчаков.
– Как именно?
– Вот так, – у Горчакова напружинились мышцы шеи, – Н-никол-лай… вот так, Н-никол-лай, когда я у него имя спросил.
– А вы говорили с ним?
– Несколькими фразами перекинулись.
– И больше он не заикался?
– Нет.
– А вам не показалось, что он – хромал?
– Знаете, я не то чтоб видел – но мне так почудилось, когда он садился в машину, – пояснил Горчаков, – мне так подумалось!
– Так, а мужчина этот, Николай, не обратили внимания, он в перчатках был или?..
– Вот, не обратил, но по-моему – в перчатках!
– Ну, машинку вашу на наличие следов… крови, – сказал Ламасов, – и отпечатков пальцев наши эксперты проверят.
– Это пожалуйста.
– Опишите, будьте добры, пожалуйста, как этот Николай ваш выглядел – во что одет был, например, какого цвета волосы?
– У него волосы светлые, по-моему, даже серые.
– Серые?
– Ну да, седые, хотя по голосу да и по внешности не старик, ему лет под сорок пять, может – под пятьдесят, но не старше.
– А сумку при нем не заметили?
– Заметил, – важно поднял палец Горчаков, – сумку – заметил при нем! Обычно пассажиры сумки кладут, а потом садятся – у меня ведь не автобус, понимаете ли, не поезд какой-нибудь, ничьих лишних рук нет – и глупо за добро свое так трястись, а он эту сумку к себе прижимал всю дорогу, будто у него там деньги были или алмазы какие, или же драгоценности украденные…
– Или ружье?
– Ружье?
– Мужчину по фамилии Ефремов из ружья застрелили – и мы подозреваем, что убийца его в ваш таксомотор приземлился.
– Боже мой, – пробормотал Кирилл Ильич, – я ж, получается…
– Вы промочите горло, не бойтесь, в моем кабинете – вас и пальцем не тронут, – с убежденностью сказал Варфоломей.
– Я вам верю.
– И правильно делаете, и я вам верю, – улыбнулся Ламасов, – а это редкость в наши дни! А теперь подскажите-ка адресок мне, где вы Николая высадили? Желательно, с подробностями…
– Благовещенская пять, – незамедлительно ответил Горчаков и призадумался, – у метро… и там остановка автобусная!
– Благовещенская, значитца, – кивнул Варфоломей, – а оттуда он мог и на метро, если не дурак… и на автобусе ночном… ну-с, Кирилл Ильич, теперича можете отретироваться, но я вас, если не затруднит, в течение суток попрошу вернуться – когда вы основательно проспитесь, чтобы вы с нашими художниками, так выразиться, потрудились над составлением фоторобота подозреваемого. Убил он Ефремова или нет – а отыскать его надо!
Варфоломей протянул руку, и Горчаков липко-скользко пожал ее.
– Я уже могу идти? – нерешительно уточнил Горчаков.
– Можете идти, – подтвердил Ламасов, – отоспитесь хорошо!
Глава 7. Картины примитивной охоты