Мозес

Чужестранец: Попал, да только не туда, куда надо. Ну, что такого необычного и неизвестного может рассказать, по-твоему, влюбленная дура? Разве только то, что все люди глупы, ограничены, невежественны, немощны, завистливы, злы и нескромны, а впереди их всех ждет то, о чем и говорить-то вслух не хочется. Так ведь это мы все прекрасно знаем и без нее, как, впрочем, и об этом месте, куда нас угораздило попасть, и которое философы называют Космосом, возможно потому, что оно похоже на те механические игрушки бродячих фокусников, которые привлекают внимание зевак тем, что они никак не могут понять – из чего они сделаны, и какая сила заставляет эти игрушки двигаться.

Калликл: Мне кажется, что ты чересчур желчен, чужеземец. А где желчь, там, известно, нет места для правды. Не гласит ли всеобщее мнение, подсказанное божественным разумом, что нет ничего выше Истины, ни на небе, ни на земле, ни в морских глубинах? Не свидетельствует ли оно, что только одной ей принадлежат по праву все богатства и чудеса, о которых мы не можем даже толком помыслить? Не эта ли великая и страшная храмина Космоса, расцвеченная звездами, украшенная Солнцем и Луной, является ее зримым воплощением, благодаря чему и мы, люди, можем получить малую толику от ее щедрот и не остаемся совсем уж в неведении относительно и самих себя, и этого мира? Разве же не зовем мы Истину – Путеводительницей, чужеземец, поскольку только ей одной принадлежит право вести нас, ибо только ей ведомы и сам этот путь, и его цель?

Чужестранец: Ты забыл упомянуть, Калликл, что даже боги без возражения идут туда, куда она их позовет, с радостью делая то, что она от них потребует. Клянусь вашим Дельфийским оракулом, слушая тебя, мне начинает казаться, что это не ты, а сама Истина разглагольствует тут о своих достоинствах, словно публичная девка, расхваливающая свой товар, и тогда ноги сами несут меня отсюда прочь… Прощай, Сократ. Прощай и ты, Калликл. Если вам вдруг не посчастливится, и вы встретите ту, о которой мы тут говорили, то, заклинаю вас, сжальтесь надо мной и пошлите ее искать меня куда-нибудь в Персию или в Египет.

Сократ: Но на что же ты надеешься, чужестранец? Как же может жить человек, который только и занят тем, что бежит от Истины?

Чужестранец: На что мне еще и надеяться, Сократ, если ни на свои ноги? Разве, по-твоему, было бы лучше, если бы она настигла меня, чтобы сделать из меня влюбленного дурака, какими набит весь мир?.. Прощай. (Поспешно уходит

Калликл: Милосердные боги! Ты слышал, о чем он попросил нас? Послать Истину по неверному следу.

Сократ: Конечно, прежде всего нам надлежит заботиться о делах правды и благоразумия. Однако, случается, что приходится поступать прямо наоборот. Потому что, боюсь, в противном случае мы будем бежать уже не от Истины, а от самих себя, а это, мне кажется, много хуже, как ты думаешь, Калликл?»

60. Мир воняет

– Тише, пожалуйста, – сказал доктор Аппель после того, как все присутствующие расселись.

Пришедших, впрочем, было сегодня совсем немного. Иезекииль, Амос, Габриэль, Олаф, Соломулик, Хильда, Патерсон и Допельстоун заняли места прямо перед вознесшейся над аудиторией кафедрой, за которой, словно Зевс-громовержец, стоял доктор Аппель. Остальные – их было человек десять – разместились на задних рядах, ближе к двери, чтобы иметь возможность незаметно исчезнуть, если бы это вдруг понадобилось.

– Тема наших сегодняшних занятий – жизнь и творчество Филиппа Какавеки, – сказал доктор Аппель, оглядывая аудиторию. – Вы что-то хотите, Хильда?

– Я хочу, чтобы господин Патерсон перестал икать. Мне это не нравится. Он икает мне прямо в ухо.

– Господин Патерсон…

– Вообще-то я ухожу, – Патерсон поднялся со своего места. – Вы обещали, что сегодня мы будем обсуждать комплекс Клеопатры, а не этого, как его там… Какавеку. Поэтому я ухожу. – Это было сказано с некоторой обидой, после чего Патерсон повернулся и пошел к двери.

– Нет, – сказал доктор. – Вы неправильно поняли, Патерсон. Комплексом Клеопатры мы будем заниматься в следующий раз. В четверг, через неделю. А сегодня мы будем изучать жизнь и творчество Филиппа Какавеки, о чем всех заранее предупредили. Вы не хотите остаться с нами?

– Нет, – Патерсон уже решительно взялся за ручку двери.

– Нам будет вас не хватать, – не очень уверенно попытался остановить его доктор, чем вызвал в первых рядах негромкое хихиканье. Он дождался, пока за Патерсоном закроется дверь и продолжал:

– Кто из присутствующих знает что-нибудь о человеке, которого зовут Филипп Какавека? О нем или о его жизни? Или о чем-нибудь, что с ним было бы близко связано?

В ответ в аудитории сразу поднялось несколько рук.

– Олаф, – кивнул доктор.

– Ну, почему всегда Олаф, – обиделся Руссо, опуская руку.