– Тогда имейте в виду, что любой, у кого есть что-нибудь стоящее вот тут, – Осия постучал себя по лбу, потом подумал и постучал еще раз. И так как это ему, по-видимому, понравилось, постучал еще и в третий, после чего сказал:
– Любой, у кого тут что-нибудь есть, может беспрепятственно внести в него свои замечания и дополнения. И он может быть уверен, что они ни в коем случае не пропадут.
– Понятно, – сказал Амос.
Трудно было спорить – «Меморандум Осии», это звучало. Скорее всего, это было похоже на название большого военного корабля или на ритуальную пляску меднокожих, вступающих под грохот барабанов на тропу войны. Сначала Осия немного стеснялся называть Меморандум своим именем, но потом привык и сам стал называть Меморандум не иначе, как «Меморандум Осии», подобно тому, как в истории оставались навечно поименованные известными именами ноты, декларации или петиции, например декларация Бальфура, или нота Ллойд-Джорджа, или множество других документов, среди которых «Меморандум Осии» выглядел, ей-богу, ничуть не хуже.
«Когда мы обнародуем Меморандум Осии», – говорил он, похлопывая ладонью по голубой тетрадочке, куда записывались все, что имело отношение к задуманному, – или – «Когда Меморандум Осии станет известен широкой общественности» – или даже – «Когда Меморандум Осии положит начало новым отношениям», – и все это, ей-богу, звучало ничуть не хуже, чем предвыборная речь президента или сообщение медсестры об отмене процедур.
Но в тот первый день Осия еще немного стеснялся и поэтому называл Меморандум Осии просто Меморандумом, что, в общем, тоже было совсем неплохо. И, пожалуй, даже производило известное впечатление своей простотой и демократичностью, которые тоже на дороге просто так не валяются. Просто Меморандум, Мозес. Этакий скромный и немного запачканный листочек бумаги, который мог бы, при удачном стечении обстоятельств, оказать огромное влияние на жизнь и судьбы миллионов благодарных собратьев.
– Ну, и кто из вас первый? – Осия обвел всех взглядом, доставая из нагрудного кармана ручку. – Что скажешь, Иезекииль?
– Можно написать, что у нас на обед почти никогда не бывает рыбы, – сказал Иезекииль и взглянул сначала на Мозеса, а потом на Амоса, как будто намекая, что было бы совсем неплохо, если бы они поддержали его инициативу.
Однако Осия посмотрел на него с явным сожалением.
– У нас все-таки не жалобная книга, мне кажется, – сказал он, для чего-то показывая на свою голубую тетрадь. – Писать надо кратко и по существу.
– Какой же смысл заводить Меморандум, если мы не можем даже пожаловаться? – искренне удивился Иезекииль.
Осия посмотрел на него со снисходительной мягкостью.
– Некоторые люди, – сказал он, демонстрируя, что иногда ему нравилось подпустить тумана в самые простые вещи. – Некоторые люди, к сожалению, не отличают высокого от обыденного, а это, уж поверьте мне, может иметь для всех нас весьма печальные последствия.
Скорбная интонация, с которой это было сказано, не оставляла сомнения, что упомянутые
– Что значит – некоторые? – спросил Иезекиль, он уже был готов обидеться. – Я только спросил, почему бы нам не совместить приятное с полезным?
Осия ответил, не задумываясь, словно он давно был готов к этому вопросу:
– Когда Бог создавал этот мир, у Него и в мыслях не было совмещать приятное с полезным, потому что Он создавал то, что был должен создать. В отличие от Самаэля, который хотел, чтобы Бог сотворил нечто приятное, забывая, что только исполненный долг приносит нам подлинную сладость и удовлетворение, делая нас ближе Всемогущему, о чем, я думаю, и так всем хорошо известно.
– Еще бы, – сказал Мозес, впрочем, не слишком громко и без вызова, давая тем самым понять, что не желает вновь вступать в какой бы то ни было богословский диспут.
– Между прочим, в рыбе много фосфора, – Иезекииль не желал сдаваться.
– Мы говорим о принципах, а не о фосфоре, – не желал уступать Осия. – Вот если бы мы писали поваренную книгу, тогда, конечно, другое дело.
– Тогда мы можем написать, что свободный человек ни о чем так мало не думает, как о своем обеде, – съязвил Иезекииль. – По-моему, это похоже на принцип.
– Это уже было, – сказал Амос, у которого, ко всем прочим достоинствам, была отличная память. – Я читал это в какой-то газете. Там говорилось, что настоящий гражданин ни о чем так мало не думает, как о своей выгоде. В принципе это ведь одно и то же. Мы ведь не можем повторять то, что уже было?
– Ты тоже так думаешь? – спросил Осия, глядя на Мозеса
– В принципе, – сказал Мозес, чувствуя в голове необыкновенную пустоту. – Отчего же… Во всяком случае, иногда…
– Я думаю, что нет никаких причин избегать вещей, которые уже были когда-то и кем-то сказаны, если они не противоречат общей идее, – не дослушав, отчеканил Осия.
– Именно это я и хотел сказать, – сообщил Мозес.