Мозес

Прежде чем выйти их кабинета, доктор Аппель вымыл руки и с удовольствием вытер их свежим полотенцем. После чего – мельком бросив на себя взгляд в висящее над раковиной зеркало – поправил загнувшийся было угол воротничка, чтобы затем быстрым шагом (насколько это позволяли его короткие ноги) углубиться по стерильному коридору, мимо стеклянных дверей и тонких алюминиевых переплетов больших окон, смотрящих во внутренний дворик клиники, где прогуливались среди зелени и цветов ожидающие завтрака пациенты.

Солнце уже вовсю заливало этажи клиники, подчеркивая эту полярную стерильность, и старшая сестра старалась не отставать, для чего ей приходилось прикладывать некоторые усилия (впрочем, это повторялось почти каждое утро и уже вошло у нее в привычку) – вот так, мимо застекленных кабинетов и дальше, по висящему стеклянному коридору, соединяющему лечебный корпус и хозяйственную пристройку, к вымытой только-только лестнице (влажные ступени ее еще блестели, подчеркивая мраморный рисунок), чтобы, спустившись на полпролета, остановиться, наконец, у двери служебного лифта, который, словно он только их и дожидался, немедленно открыл навстречу свои двери.

– Ну, что же вы? – поторопил доктор Аппель старшую медсестру. Та виновато улыбнулась, но не тронулась с места.

– Послушайте, Мария, – сказал доктор, наполовину выходя из лифта, не забывая придерживать дверцу ногой. – Кажется, я вам уже не раз и не два говорил, что клаустрофобия – это не столько болезнь, сколько свойство характера… Вы меня понимаете?

С этими словами он быстро взял старшую сестру за руку и сделал попытку втащить ее в лифт.

– Доктор Фрум сказал, что следует попробовать усиленную физиотерапию, – быстро сообщила та, заметно бледнея и цепляясь свободной рукой за край двери.

– Ровным счетом ничего не следует, – отвечал Аппель, не оставляя своих попыток. – Есть только один способ…

Он перехватил ее руку выше локтя.

– …единственный способ – научиться самой преодолевать себя…

– Господин доктор!

В голосе старшей сестры можно было различить неподдельный ужас.

– …в противном случае, никакая физиотерапия…

Рывок. Еще один рывок. Белый передник старшей сестры съехал набок.

– …вам не поможет. Единственный способ…

– Господин Фрум…

Вместе с доктором старшая сестра исчезла в кабине лифта, дверцы которого плавно сомкнулись, приглушив и изумленное «о-о», и сердитое пыхтение доктора.

Лифт тронулся.

– Теперь-то, наконец, убедились, что с вами ничего не произошло? – спросил доктор, выталкивая сестру из лифта и выходя вслед за ней.

Из-за опущенных жалюзи в небольшом помещении спецотделения стоял полумрак. Две медсестры, склонившись над разложенным под ярким светом настольной лампы журналом, изучали выкройку.

– Здесь бы надо поднять петли, – сказала одна из них, водя пальцем по глянцевой странице.

– А по-моему, опустить, – ответила другая.

Потом они одновременно подняли головы и увидели доктора Аппеля. Он сухо ответил на их приветствия и вопросительно посмотрел на свою спутницу.

– Туда, пожалуйста, – чуть слышно прошептала та, вытирая платком лицо.

– Успокойтесь, наконец – сказал доктор, направляясь туда, куда показала сестра. – В конце концов, Мария, мы созданы затем, чтобы управлять собою, а не для того, чтобы идти на поводу у собственных слабостей, – сообщил он, проходя мимо стола с горящей лампой.

Старшая сестра, тяжело дыша, семенила вслед за ним.

Красные пятна на ее лице и шее были в полумраке отделения еще заметней.

Сестры проводили их любопытными взглядами и переглянулись.

– Успокойтесь, цыпочка – сказала одна из них басом, когда доктор и старшая сестра скрылись за углом. – Мы, слава Богу, созданы затем, чтобы лапать в лифте тощих климактеричек, а не для того, чтобы ухаживать за приличными женщинами из спецотделения.

– Ты уверена? – спросила другая. – Но почему в лифте-то?

– Это ты у него спроси, – ответила первая.

Между тем, повернув за угол, старшая сестра остановилась у забранной решеткой двери. Прежде чем доктор успел распорядиться, дежуривший в коридоре санитар молча достал из кармана связку ключей и отпер дверь.

– Какая нелепость, – пробормотал доктор Аппель, должно быть, имея в виду эту железную решетку. – Прямо-таки какая-то Бастилия.

Господин Цирих лежал, отвернувшись к стене, натянув на голову клетчатое одеяло. В палате было прохладно и тоже стоял полумрак, жалюзи на окне были опущены и голубой ночник над дверью давал света ровно столько, сколько было нужно для того, чтобы ясно видеть всю обстановку палаты.

– А вот и мы, – негромко, но бодро сказал доктор Аппель, останавливаясь у постели. – Господин Цирих, – мягко позвал он. – Сделайте одолжение. – Он слегка дотронулся до плеча лежащего. Тот повернул голову, одеяло медленно сползло с его лица. В свете ночника оно было мертвенно-бледно. Под глазами лежали черные тени.

– Доброе утро, господин Цирих. Как мы себя чувствуем?

Старшая сестра и санитар слушали, остановившись в дверях.

– Боюсь, что вполне сносно, – почти не разжимая губ, отвечал лежащий. По его голосу можно было догадаться, что он не спал.