Еще одной причиной была прекрасная нейровизуализация в последние десять лет или около того, которая подтвердила, что по крайней мере простые галлюцинации имеют тенденцию возникать в сенсорных областях, которые обычно обеспечивают восприятие.
– Вы упомянули стигму. Большинство людей связывают галлюцинации с психическими заболеваниями?
– Я думаю, существует общее мнение, часто разделяемое врачами, что галлюцинации означают безумие – особенно если кто-то слышит голоса. Надеюсь, я смогу немного разрядить или дестигматизировать это. Пациенты могут очень сильно чувствовать это. Было замечательное исследование пожилых людей с нарушением зрения, и оказалось, что у многих из них были сложные галлюцинации, но очень мало кто признавал это, пока не находил врача, которому мог доверять.
– В чем разница между галлюцинацией и воображением?
– Я думаю, вы осознаете, что то, что вы себе воображаете, исходит от вас, тогда как с галлюцинациями нет никакого чувства, что это вы их создали. Вы чувствуете: «Что это? Откуда оно взялось?»
Я очень четко видел это много лет назад у одной старушки, которая посреди ночи начала слышать ирландские песни. Она подумала, что забыла выключить радио, но не смогла его найти. Затем она подумала, что зубная пломба каким-то образом действует как транзистор. Наконец, когда некоторые мелодии стали повторяться, и все это были мелодии, которые она знала, она задалась вопросом, не было ли это чем-то вроде радио внутри ее головы, механизмом, неподвластным ее контролю и, очевидно, не связанным с тем, что она думала, или чувствовала, или делала. У людей с музыкальными галлюцинациями такой способ представления очень распространен.
– В Вашей книге «Галлюцинации» Вы делитесь опытом своих «потерянных лет» в Калифорнии в начале 60-х годов, когда вы перепробовали много наркотиков. Зачем писать об этом сейчас?
– Основная причина заключается в том, что то, что происходило со мной, является потенциальным источником информации. Я как бы использую свою собственную историю болезни, как буду использовать истории других людей. Но эти события произошли более чем 40 лет назад, и этот факт помог мне описать их с большей легкостью.
– Вы экспериментировали с ЛСД и другими галлюциногенами. Помогли ли те переживания Вам в Вашей работе неврологом?
– Я думаю, это сделало меня более открытым для некоторых переживаний моих пациентов. Например, есть что-то, о чем я думаю как о стробоскопическом зрении или кинематографическом видении, где вместо того, чтобы видеть сцену непрерывно, вы видите серию кадров. У меня было это под ЛСД, у меня было это при мигрени, и мои пациенты, принимающие Леводопу, иногда описывают то же самое. Поэтому вместо того чтобы говорить глупости или закрывать уши, я открыт для этих описаний. Я не знаю, действительно ли эти психоделические препараты имели для меня большое значение.
– Однажды у Вас был разговор с пауком…
– С пауком я должен был понять, что это невозможно. Это один из немногих случаев, когда я был полностью поглощен. Меня волнуют проблема веры галлюцинациям и вызываемые ими изменения личности. Например, нейрохирург, у которого был так называемый околосмертный опыт, опубликовал книгу, в которой говорит об этом, и он убежден, что видел Небеса. Я хочу сказать, что на самом деле галлюцинации не являются свидетельством чего-либо, не говоря уже о Небесах.
– Вы подчеркиваете, что есть тенденция воспринимать галлюцинации, особенно вызванные эпилептическими припадками, как религиозные переживания. Почему?
– Галлюцинации могут быть очень мощными и очень убедительными. Я думаю, что приходится бороться, чтобы отринуть их вес. Была одна история болезни, которую мне стоило внести в книгу. У молодой женщины, врача, во время эпилептических припадков были некоторые из этих, казалось бы, божественных откровений, но она спорила с Богом. Бог сказал: «Разве ты не веришь своим чувствам?» Она сказала: «Не тогда, когда у меня припадок».
– Вас беспокоит, что, делясь историями Ваших пациентов, Вы некоторым образом эксплуатируете их?