Мозг серийного убийцы. Реальные истории судебного психиатра

Фурнире насилует девушку и убивает выстрелом из револьвера, предварительно завязав ей глаза. В марте 1989 года он знакомится в поезде Париж – Седан с двадцатидвухлетней Жанной-Мари. По словам Фурнире, «на вид ей было пятнадцать». Они беседуют о религии и чувствуют симпатию друг к другу. Он поджидает ее на выходе из лицея, приглашает в ресторан, а затем отвозит домой. Когда они встречаются в следующий раз, она признается, что уже не девственница. Фурнире обращается с ней как с «дрянью». Она сопротивляется, и он ее душит. Тело похоронено в Соту, у того самого дома, который он купил на деньги, украденные у Фариды Хамиш. В декабре 1989 года в Намюре Фурнире встречает Элизабет, которой двенадцать или тринадцать лет. Он спрашивает у нее, как найти врача, а затем отвозит к себе домой, где заставляет принять алкоголь. Никакой эрекции. На следующий день он пытается снова, но ничего не получается. Он накрывает голову Элизабет пластиковым пакетом и душит девушку. Тело похоронено за беседкой у него на участке. В 1990 году, вернувшись из поездки в Атлантическую Луару, куда пара отправилась с намерением отомстить бывшему мужу Моник, они притворяются, будто хотят что-то спросить у семнадцатилетней Наташи. Фурнире утверждает, что не дефлорировал жертву, но это противоречит результатам экспертизы. Девушка задушена и оставлена на побережье. В 2000 году Фурнире возвращается из дома своей сестры без Моник Оливье. Он имитирует бельгийский акцент, чтобы завязать разговор с Селин, встретив ее недалеко от Шарлевиля. Фурнире сажает девушку к себе в машину и везет по лесной дороге. Далее мы имеем дело с верхом извращенности: он заставляет ее умолять о сексе с ним. По его словам, сначала имело место проникновение, а потом он обезумел. Фурнире душит жертву. В 2001 году он предлагает Маньяне, которой было около тринадцати лет, отвезти ее домой. Некоторое время спустя он разыскивает подростка и пристает, успокаивая: «Я же не мерзавец какой-нибудь!» Фурнире везет ее в Бельгию, следуя по дороге, которая заканчивается тупиком. С ней он пытается действовать по тому же сценарию, что и с Селин. Маньяна отказывается и сопротивляется. Он связывает ей запястья, прежде чем задушить. Тело оставлено в нескольких метрах от места преступления. Наконец, в июне 2001 года Мари Асенсьон удается сбежать от Фурнире, в результате чего его наконец арестовывают.

Рассматривает ли Фурнире свои «провальные» нападения как неудачи? Нет и еще раз нет! Он утверждает, что с его стороны все так и было задумано. О Катрин, которой удалось спастись в 1983 году, он говорит:

– Она бросила мне свитер в лицо и начала контролировать ситуацию. Она вытолкала меня из машины. Я не хотел применять силу, нет.

Это не жертва выскочила из ловушки, а он вдруг решил пощадить ее. То же самое говорится о попытке нападения, после которой его задержали:

– С моей стороны это было что-то вроде самоубийства, вызванного чувством вины. – И тут же, – У вас есть все материалы. Но я считаю, что до главного вы все равно не докопаетесь.

Перевожу: «Господин эксперт, я сам решил попасться, но не скажу вам почему». Разумеется, я не верю ни единому его слову: все шито белыми нитками. Чувство вины ему чуждо. На самом деле, вспоминая об ускользнувшей жертве, Фурнире притворяется, будто сам организовал такую ситуацию.

Проливая слезы и рассказывая об унижении сестры-причастницы, он злится на бельгийских экспертов, которые назвали его одержимость девственностью «ненормальной фантазией». Потрясенный тупостью «этих бельгийских дураков», которых он относит к «отбросам», Фурнире распаляется и отпускает следующую умопомрачительную фразу:

– Вообразите, сколь серьезно обстоят дела: наше общество настолько прогнило, что понятие чистоты стало до такой степени незначимым!

Он единственный поборник чистоты в мире, где эта ценность больше никому не нужна! Здесь можно наблюдать одну из его основных особенностей: из всех, с кем я работал, Фурнире единственный заявляет, что действовал во имя добра и ради исполнения замысла природы. Я ошарашен, столкнувшись с этим обескураживающим призывом в защиту чистоты, так же, как недоумевал, слушая, с каким обожанием Фурнире отзывается о своих жертвах. Его рассказ о преступных эпизодах ужасен. И музыкальное сопровождение остается прежним. Там, где большинство серийных убийц невнятно бормочут, оправдываясь, что их занесло, ссылаясь на внезапно возникшие побуждения и какие-то импульсы, Фурнире буквально излучает уверенность: эти убийства – ужасные с нашей точки зрения – лишь следствие его законного стремления к чистоте. Основываясь на этой извращенной фантазии, заложенной в структуре его личности, он реконструирует свою историю, упорядочивает детские воспоминания, травмы, потребности, последующие разочарования и преступления. Это придает всему видимость согласованности и несомненной преемственности. Благодаря этому Фурнире не только совершает преступления, но и оправдывает их во имя Добра, Истины и Чистоты:

– Это норма, которая не принята! – восклицает он, не изменяя себе.