С мистером Кронски все было иначе. Спустя два года после гибели сына он по-прежнему почти каждый день приходил к нему на могилу. Его жена начала видеться с друзьями, а сам он все еще ни с кем не общался, стал раздражительным и рассеянным. На работе мистер Кронски начал совершать ошибки, и постоянные клиенты ушли в другие фирмы. Раньше он с большим энтузиазмом и образцовым прилежанием управлял семейным бюджетом, теперь же финансы перестали его интересовать. Вся жизнь мистера Кронски состояла из одного воспоминания, которое прокручивалось в голове день за днем, – воспоминания о том, как его испуганного сынишку переезжает пикап.
Миссис Кронски становилось лучше, ее мужу – только хуже. Он много пил и устраивал скандалы, что послужило поводом для обращения ко мне. Уже на первом сеансе я понял, что мистер Кронски страдает посттравматическим стрессовым расстройством и сложной реакцией скорби. За несколько месяцев мне удалось помочь ему отказаться от алкоголя. Антидепрессанты смягчили резкие перепады настроения и умерили вспышки гнева, благодаря чему количество семейных ссор снизилось. Но другие проблемы остались.
Несмотря на все мои усилия, мистер Кронски так и не смог снова эффективно работать. Общение с людьми он тоже не возобновил. Б
Женщина считала, что в семье царит нездоровая для дочери обстановка. Ее отец либо ворчал, либо лежал на диване, свернувшись калачиком. К девочке он относился так, будто она тоже погибла. Миссис Кронски ушла от него вместе с дочерью и подала на развод. Она продолжила карьеру и снова вышла замуж, а Элли поступила в колледж. У мистера Кронски жизнь сложилась по-другому.
Он так и не смог вернуться к нормальной жизни, снова стал злоупотреблять алкоголем и отказался от моих услуг. Когда я в последний раз с ним общался, он все еще жил в одиночестве и избегал всяческих контактов с другими людьми, в том числе с теми, кто хотел ему помочь.
Почему у мистера Кронски развилось посттравматическое стрессовое расстройство, а у миссис Кронски – нет, хотя они оба пережили одно и то же событие? Когда рабочая группа по созданию DSM-III проголосовала за включение ПТСР в перечень, никто не знал, как именно возникают краткосрочные и долговременные последствия травмы и как их смягчить. Мы знаем, что делать, если солдату в голову попал осколок: остановить кровотечение, промыть и забинтовать рану, а затем сделать рентген, чтобы увидеть, есть ли внутренние повреждения. ПТСР, в свою очередь, было тайной за семью печатями. Но если у этого серьезного психического заболевания есть конкретная причина возникновения, разве мы не способны ее найти?
Когда ПТСР включили в DSM-III, на его исследование стали выделять средства. Но ученые смогли продвинуться в понимании сложной нейронной архитектуры мозга, которая лежит в основе ПТСР, только после того, как в 1980-е годы в психиатрии произошла революция: появились новые методы визуализации мозга и резко возросло число нейропсихиатров, вдохновленных Эриком Канделем. И вот в 2000-е годы новые исследования мозга выявили патологический процесс, который, как считалось, вызывает ПТСР.
В этом процессе задействованы три ключевые структуры мозга: миндалевидное тело, префронтальная кора и гиппокамп. Они образуют нейронную цепь, необходимую для познания событий, вызывающих эмоции, но, если опыт слишком экстремальный, мозг дает сбой. Представьте, что вы приехали в Йеллоустонский национальный парк. Припарковав автомобиль, вы идете гулять в лес и внезапно видите неподалеку медведя. Вас тут же обуревает страх, потому что миндалевидное тело, часть первоначальной эмоциональной (лимбической) системы, сигнализирует об опасности и велит вам убегать. Как поступить?