Что примечательно, памятник не изображает никакого знакового события типа водружения американского флага над Иводзимой. Все три бойца просто стоят и отрешенно смотрят вдаль. Это тот самый «взгляд на две тысячи ярдов» – классический признак боевой травмы (данное выражение появилось благодаря написанной в 1944 году картине «Взгляд на две тысячи ярдов», на которой изображен американский морской пехотинец, сражающийся в Тихом океане). Вместо того чтобы прославлять героизм и национализм, статуи увековечили ужасные психотравмы солдат, а стена – психотравму всей страны.
Несмотря на очевидный прогресс в лечении боевого истощения в ходе Второй мировой войны, ко времени войны во Вьетнаме понимание психотравмы не улучшилось. Знали о ней так же мало, как и о шизофрении во времена распространения термина «шизофреногенная мать». И хотя методы лечения, основанные на психоанализе, действительно помогали одним солдатам, состояние других, казалось, только ухудшалось. Оглядываясь в прошлое, поражаешься, что так мало было сделано для расширения медицинских знаний о психотравме в период между Первой мировой войной и войной во Вьетнаме, когда медицине в армии удалось достичь значительных успехов. Более 80 процентов раненых во время Первой мировой войны скончались. Более 80 процентов раненых во время недавних войн в Ираке и Афганистане выжили благодаря впечатляющему прогрессу в хирургии и фармацевтике. Поскольку посттравматическое стрессовое расстройство было широко распространено, но недостаточно изучено, именно оно стало главным заболеванием солдат в двадцать первом веке.
Рэп-сессии
Вернувшись домой из Вьетнама, эмоционально травмированные солдаты столкнулись с враждебным отношением и почти полным отсутствием медицинских знаний об их заболевании. Тем не менее брошенные и презираемые ветераны нашли своего заступника.
Хаим Шатан, психоаналитик из Польши, переехал в Нью-Йорк в 1949 году и начал частную практику. Он был пацифистом. В 1967 году Шатан посетил антивоенный митинг и познакомился там с Робертом Джеем Лифтоном – психиатром из Йельского университета, который разделял его взгляды. Было у них и еще кое-что общее – интерес к психологическим последствиям войны.
Лифтон много лет изучал природу психотравмы у жителей Хиросимы (и потом выпустил книгу «Смерть в жизни: Выжившие в Хиросиме» [Death in Life: Survivors of Hiroshima]). В конце 1960-х годов его познакомили с ветераном, который присутствовал при резне во вьетнамской общине Милай, когда американские военные убили сотни безоружных мирных жителей. Через него Лифтон связался с группой ветеранов войны во Вьетнаме, которые регулярно собирались вместе и общались. Такие встречи они называли рэп-сессиями.
«Эти люди страдали от боли и одиночества. Им не с кем было больше поговорить, – вспоминает Лифтон. – Министерство по делам ветеранов оказывало незначительную поддержку, а друзья и родственники не могли до конца осознать их переживания. Единственными людьми, которые действительно понимали и принимали их, были другие ветераны».
Примерно в 1970 году Лифтон пригласил своего нового знакомого Шатана на рэп-сессию в Нью-Йорке. К концу встречи Шатан побледнел. Эти ветераны были либо свидетелями невообразимых зверств, либо сами в них участвовали (некоторым приказывали стрелять в женщин, детей и даже младенцев). Они подробно описывали пережитые события. Шатан тут же понял, что именно рэп-сессии могут пролить свет на психологические последствия боевой травмы.
«У нас появилась возможность разработать новую терапевтическую парадигму, – объясняет Лифтон. – Мы не рассматривали ветеранов как людей с клиническим диагнозом, по крайней мере тогда. Рэп-сессии представляли собой идеальную среду для совместной работы: ветераны знали о войне все, а психиатрам было очень мало известно о том, что происходит с этими людьми».
Шатан заметил, что после войны ветераны испытывали одни и те же психологические проблемы и то, как их расстройство объясняла психоаналитическая теория, не соответствовало действительности. Он обучался методам Фрейда, согласно которым невроз вскрывал негативные переживания из детства. Но Шатан понимал, что ветераны реагируют не на события далекого прошлого, а на недавний военный опыт.