Мозгоправы. Нерассказанная история психиатрии

Страховые компании, школы, университеты, агентства по финансированию научных исследований, фармацевтические компании, федеральные законодательные органы и законодательные органы штатов, судебные системы, вооруженные силы, Medicare и Medicaid незамедлительно связали свою политику и финансирование с DSM-III. Ни один документ в истории медицины не претерпевал таких серьезных изменений и не влиял на такое количество людей.

Меня не было на эпохальном собрании АПА в Чикаго, когда присутствующие одобрили DSM-III. Но мне посчастливилось выступить в роли председателя на мероприятии, которое оказалось для Спитцера последним выходом в свет.

В 2008 году ему пришлось уйти на пенсию из-за болезни Паркинсона. Мы организовали мероприятие в честь Спитцера, где вспоминали все его замечательные достижения. На встречу пришли выдающиеся психиатры и протеже Роберта. Все они поочередно говорили слова благодарности человеку, который серьезно повлиял на их карьеру. Наконец к микрофону подошел сам Спитцер. Он был сильным и харизматичным оратором, но в тот раз в начале своей речи заплакал. Растроганный искренним проявлением любви и восхищения, Роберт не смог продолжить выступление. Он был не в состоянии сдержать слезы. Я аккуратно взял микрофон из его трясущихся рук и сказал присутствовавшим: «В последний раз Роберт лишился дара речи на собрании в Чикаго, когда АПА одобрила DSM-III». Все поднялись со своих мест и начали аплодировать. Овации долго не утихали.

Часть II. История лечения

Если бы только исцелить его разум было так же легко, как тело.

Хэн Нолан

Глава 5. Отчаянные меры. Пиротерапия, инсулиношоковая терапия и лоботомия

Что нельзя исцелить, то нужно терпеть.

Роберт Бёртон

Роуз. Голову ей вскрыли.

Воткнули нож в мозги.
Я. Здесь. Курю.
Отец же, грубый,
словно дьявол,
мирно спит вдали.

Теннесси Уильямс о лоботомии, которую сделали его сестре Роуз

«Змеиная яма»

За первые полтора века существования психиатрии единственным настоящим лечением серьезных ментальных расстройств было заключение больных в лечебницы. В 1917 году Эмиль Крепелин точно выразил всепроникающее чувство безнадежности, которое царило среди психиатров. Он сказал коллегам: «Нам очень редко удается изменить течение ментальных заболеваний. Мы должны открыто признать, что подавляющее большинство пациентов, помещенных в наши учреждения, потеряны навсегда». Спустя тридцать лет ситуация не изменилась. В 1947 году психиатр Лотар Калиновский, придерживающийся биологического подхода, писал: «Специалисты не могут сделать почти ничего, кроме как обеспечить пациенту комфорт, поддерживать его общение с родственниками и, в случае спонтанной ремиссии, вернуть в общество». Спонтанная ремиссия – единственный луч надежды для душевнобольных начиная с девятнадцатого века и вплоть до 1950-х годов. В большинстве случаев вероятность того, что она наступит, была равна шансу найти четырехлистный клевер во время метели.

В США начала девятнадцатого века движения против психиатрических лечебниц фактически не существовало. Учреждений для душевнобольных в целом было очень мало. В середине века Доротея Дикс, активистка и борец за права людей с ментальными расстройствами, убедила законодателей в том, что необходимо построить большое число лечебниц. В 1904 году в психиатрических больницах содержалось 150 тысяч пациентов, а в 1955 году – более 550 тысяч больных. Крупнейшим учреждением стала государственная больница имени Пилгрима в Брентвуде, округ Саффолк (штат Нью-Йорк). В ее просторном кампусе находилось одновременно 19 тысяч пациентов. Это был настоящий автономный город с собственным водопроводом, электрическим освещением, котельной, канализационной системой, пожарной частью, отделением полиции, судом, церковью, почтой, кладбищем, прачечной, магазином, развлекательными заведениями, спортивными площадками, теплицами и фермой.