Успех Вагнера-Яурегга побудил другого австрийского психиатра – Манфреда Сакеля – экспериментировать с физиологической процедурой, которая была еще опаснее, чем лечение малярией. Сакель лечил наркозависимых при помощи малых доз инсулина, чтобы избавить их от опиоидной зависимости. Зачастую люди с сильной зависимостью от морфина и опиума вели себя так же, как пациенты с заболеваниями психики: они без остановки ходили, буйствовали и не могли привести мысли в порядок. Сакель заметил, что, когда зависимым случайно давали более высокую дозу инсулина, уровень сахара в крови у них резко падал, что вызывало гипогликемическую кому, которая могла продолжаться часами. Но после пробуждения пациенты были гораздо спокойнее. Он хотел узнать, способна ли кома уменьшить проявления симптомов психического расстройства.
Сакель стал экспериментировать с искусственной комой, вводя пациентам с шизофренией повышенную долю инсулина, который тогда только начали использовать для лечения диабета. Передозировка этого вещества вызывала у человека кому, из которой Сакель выводил его с помощью внутривенной инъекции глюкозы. После того как пациент приходил в сознание, Сакель какое-то время ждал и повторял процедуру. Иногда он вводил человека в кому шесть дней подряд. К своему восторгу, Сакель отмечал, что проявления симптомов уменьшались и зависимым становилось заметно лучше.
Разумеется, метод Сакеля нес в себе огромные риски. Одним из побочных эффектов было ожирение пациентов, так как инсулин способствует попаданию глюкозы в клетки. Другой, более страшный побочный эффект, – смерть части пациентов, которые не смогли выйти из комы. Также существовал ощутимый риск необратимых изменений в мозге. Этот орган потребляет непропорционально большую долю от общего количества глюкозы в организме (70 процентов), несмотря на то что на него приходится лишь 2 процента веса тела. Мозг очень чувствителен к колебаниям уровня сахара в крови и повреждается, если на протяжении какого-то времени он остается низким.
Люди, поддерживающие Сакеля, видели в повреждении мозга лишь положительные стороны. Они утверждали, что раз мозг поврежден, то «напряженность и враждебность» пропадают.
Как и пиротерапия, инсулиношоковая терапия стала крайне распространенной практикой в США и Европе. В 1940—1950-е годы она использовалась практически в каждой крупной больнице для душевнобольных. При этом каждое учреждение разрабатывало для данной процедуры собственный протокол. В некоторых случаях пациентов вводили в кому 50–60 раз за весь курс лечения. Несмотря на очевидные риски, психиатры были рады, что теперь у них появился хоть какой-то способ облегчить страдания душевнобольных, пусть и ненадолго.
Нет ничего, с чем не справится нож для колки льда
С тех пор как психиатры стали видеть в поведении человека расстройство (и задолго до этого), у них появилась надежда, что манипуляции с мозгом пациента когда-нибудь станут методом лечения. В 1930-е годы было разработано два способа лечения, обещающих оправдать эти надежды. В одном из них сначала видели перспективный способ лечения, который переняли специалисты по всему миру, а затем он стал самой печально известной процедурой в истории психиатрии. А второй двигался в обратном направлении: пережил трудное начало и дурную репутацию, но после стал основой системы охраны психического здоровья.
Много тысяч лет назад врачи делали трепанацию, просверливая отверстия в черепе. Они пытались выполнять операции на мозге, чтобы устранить эмоциональный хаос, сопровождающий ментальные расстройства. Но всё безуспешно. В 1933 году португальский врач решил, что его не остановит эта многовековая череда неудач. Антониу Эгаш Мониш, преподаватель неврологии в Лиссабонском университете, поддерживал последователей биологического подхода в психиатрии.
Он считал, что ментальное расстройство – это неврологическое заболевание. Следовательно, его можно вылечить путем прямого воздействия на мозг. Будучи неврологом, Мониш знал, что инсульты, опухоли и проникающие травмы этого органа приводят к нарушениям в поведении и эмоциональных проявлениях, так как повреждается определенная его часть. Он предположил, что должно быть верно и обратное: если повредить конкретную часть мозга, то получится устранить нежелательное поведение и эмоции. Единственный вопрос: на какой именно его части следует проводить операцию?