Мозгоправы. Нерассказанная история психиатрии

Спустя полтора века после того, как Филипп Пинель освободил пациентов парижской больницы Сальпетриер от физических оков, другой французский врач освободил их от оков ментальных. Наконец, после, казалось бы, бесконечной борьбы психиатрия смогла ответить на вопрос: «Как лечить тяжелые ментальные расстройства?»

Компонент G 22355

Владельцы других фармацевтических компаний стали завидовать огромной прибыли Smith, Kline & French, которую приносил хлорпромазин. В 1950-е годы они начали разрабатывать собственные нейролептические препараты. При этом производители нередко обращались за помощью к психиатрам. Швейцарская фармацевтическая компания Geigy, предшественница Novartis, пригласила в качестве консультанта Роланда Куна. Это был высокий мужчина тридцати восьми лет, психиатр с хорошей подготовкой. Он работал главным врачом психиатрической больницы в коммуне Мюнстерлинген, расположенной на берегу Боденского озера. Кун прекрасно разбирался в гуманитарных науках и биохимии. Представители Geigy предложили Куну экспериментальные компоненты в обмен на проведение опытов на его пациентах. Тот согласился.

В конце 1955 года глава фармакологического направления Geigy встретился с Куном в гостинице Цюриха и показал ему таблицу, в которой от руки были зарисованы химические структуры сорока различных компонентов, доступных для опытов. «Выберите один», – сказал фармаколог. Кун внимательно изучил огромное количество молекул, а затем указал на одну из них – ту, что больше всего напоминала хлорпромазин. Под молекулой была подпись «Компонент G 22355».

Кун назначил компонент G 22355 нескольким десяткам пациентов с шизофренией, но эффекта не последовало: столь же заметного уменьшения проявления симптомов, как в случае с хлорпромазином, не наблюдалось. Разумеется, каждый исследователь-фармаколог понимает, что неудача – явление распространенное. Создание большинства лекарств, которые выходят на рынок, завершается лишь после десятков, а то и сотен тысяч проверок других химических соединений и отказов от них. Наиболее разумным для Куна выходом было бы указать на другой компонент в таблице Geigy и повторить эксперимент. Но он сделал необычный выбор. И в итоге его решение повлияло на жизнь миллионов людей.

Первый нейролептический препарат появился не потому, что «Большая фарма» провела тщательное исследование. Он возник случайно, когда один врач доверился своей интуиции по поводу лекарства от шока при хирургических операциях, а затем другой врач решил проигнорировать поставленную перед ним задачу (найти копию хлорпромазина) и отправился на поиски средства от той болезни, которая беспокоила его больше шизофрении, – депрессии.

Даже на заре психиатрии шизофрения и депрессия воспринимались как разные расстройства: безумие и меланхолия. В конце концов, тяжелейшие проявления шизофрении касались мыслительных навыков, а депрессии – эмоций. Когда компания Geigy привлекла к исследованиям Куна, никто и не предполагал, что класс препаратов, избавляющих людей с шизофренией от галлюцинаций, поднимет настроение пациентам с депрессией. Но у Куна были собственные представления о природе депрессии.

Он не признавал объяснение фрейдистов, которые утверждали, что люди с депрессией страдают из-за подавленной злости в отношении родителей, и считал, что это заболевание невозможно вылечить психотерапией. Кун придерживался биологического подхода и полагал, что депрессия развивается в результате некой нейронной дисфункции, которую не удается распознать. Тем не менее он не одобрял преобладающий биологический метод лечения депрессии – терапию глубоким сном, поскольку в этом случае конкретные симптомы депрессии оставались без внимания, а человека просто вводили в бессознательное состояние при помощи препаратов. Кун писал коллеге: «Я часто задумываюсь о том, как улучшить лечение опиумом. Но решения не нахожу».

Не сказав ничего Geigy, Кун назначил G 22355 трем пациентам, которые страдали тяжелой депрессией. Через несколько дней улучшения не последовало. Это заметно отличалось от действия седативных препаратов вроде морфина, хлоралгидрата и того же хлорпромазина. Их эффект был виден уже через несколько часов, а иногда и минут.

По причинам, известным только Куну, он продолжил давать G 22355 своим пациентам. Утром шестого дня лечения, 18 января 1956 года, его пациентка Пола проснулась и почувствовала изменения.

Медсестры сообщили, что она была более энергичной и активно поддерживала беседу, что совершенно не походило на ее привычное поведение. Придя на осмотр пациентки, он отметил, что меланхолия отступила. Девушка впервые с надеждой взглянула на свое будущее. Результат был столь же поразительным, как и с первым пациентом Лабори – Жаком Л., который сыграл партию в бридж. Через несколько дней после улучшения состояния Полы еще два пациента стали демонстрировать признаки выздоровления. Кун с воодушевлением написал в Geigy о результатах своего несогласованного эксперимента: «Пациенты не чувствуют такой сильной усталости и подавленности. Настроение у них улучшается».