Мозгоправы. Нерассказанная история психиатрии

Поговорив с родственниками пациентки, я выяснил, что в действительности объект ее привязанности в ней вовсе не заинтересован. На самом деле парень позвонил матери Дженн и пожаловался, что та постоянно досаждает ему и угрожает его настоящей девушке. Когда женщина попыталась поговорить на эту тему с дочерью, та пришла в ярость и повалила ее на пол, что и послужило поводом для очередной госпитализации.

Во время нашей беседы девушка выглядела отстраненной и рассеянной. Такое поведение обычно ассоциируется с шизофренией, но может быть связано и с другими заболеваниями. Ложные убеждения Дженн не являлись систематическими иллюзиями, а просто выражали нереалистичную оценку ее отношений с другими людьми. Она демонстрировала полный спектр интенсивных и неустойчивых эмоций, что шизофреникам не свойственно.

И хотя при госпитализации ей поставили диагноз «шизофрения», моя клиническая интуиция подсказывала, что этим дело не ограничится. Но интуитивные предположения надо подкреплять доказательствами, поэтому я принялся собирать дополнительные данные. Когда я стал расспрашивать родителей Дженн о ее недугах в младенчестве, выяснилось кое-что интересное. Мать рассказала, что девочка родилась преждевременно и в эмбриональный период у плода было тазовое предлежание. Конечно, только этим ее причудливое поведение не объяснить, но высокая вероятность возникновения проблем с развитием нервной системы у детей связана как раз с тазовым предлежанием и травмами в эмбриональный период и во время родов. Осложненные роды могут привести к нарушениям в мозге младенца из-за сдавливания, кровотечения или отсутствия кислорода. Кроме того, у Дженн и матери были несовместимые группы крови, поэтому девочка родилась с анемией и ей срочно требовалось переливание крови. Как следствие, ее состояние по шкале Апгар (по которой педиатры оценивают общее физическое состояние новорожденных) получило низкий балл.

Все это указывало на аномалии родовой деятельности. Первую неделю после появления на свет малышка провела в отделении интенсивной терапии.

Я задал Дженн дополнительные вопросы о ее жизни и увлечениях. Она отвечала быстро и кратко. Казалось, что вопросы смущают ее и сбивают с толку. Я обратил внимание на весьма непродолжительную концентрацию и плохую память: у пациентов с шизофренией таких когнитивных нарушений обычно не наблюдается. Тут-то я и заподозрил, что эмоциональная нестабильность и странное поведение Дженн спровоцированы не генами, а окружением.

Я спросил девушку про алкоголь и наркотики. Она призналась, что начала употреблять марихуану в четырнадцать лет, кокаин – в шестнадцать, а в колледже употребляла и то и другое почти каждый день. Гипотеза стала обрастать фактами. Я предположил, что во время родов Дженн получила легкую черепно-мозговую травму, вызвавшую нейрокогнитивный дефицит, который в подростковом возрасте усугубился злоупотреблением наркотиками и стал причиной возникновения квазипсихотических симптомов. Мою гипотезу подтверждало то, что антипсихотические препараты, которые прописали Дженн, ей не помогали. Я отдал указание провести тесты, чтобы подтвердить или опровергнуть мои догадки.

Результаты нейропсихологической диагностики показали значительное расхождение между оценками за устный опрос и за тест физических реакций, а при шизофрении они примерно одинаковые, хотя в целом ниже среднего уровня. Тест физических реакций отражает дисфункцию мозга точнее, чем устный опрос, и то, что Дженн выполнила его хуже, указывало на какое-то приобретенное когнитивное нарушение. МРТ показала резкое асимметричное увеличение боковых желудочков и субарахноидального пространства.

Такая асимметрия чаще всего связана с травмой или серьезным сосудистым заболеванием (например, инсультом), нежели с психическим заболеванием (при той же шизофрении желудочки увеличиваются более равномерно). При изучении семейного анамнеза, собранного по рассказам родителей Дженн, стало ясно, что ментальными заболеваниями никто из родственников больше не страдал, но при этом братья и сестры девушки, как родные, так и двоюродные, злоупотребляли психоактивными веществами.

Теперь я был уверен, что патология Дженн связана с пороком развития и последующим отравлением наркотическими веществами. Ее предыдущие диагнозы («шизофрения», «шизоаффективное расстройство» и «биполярное расстройство») были весьма разумными предположениями врачей, поскольку в действительности у девушки развилась «фенокопия» ментального расстройства. Это значит, что у нее проявлялись симптомы определенных заболеваний, указанных в DSM, но самих заболеваний не было.

Если бы Дженн поместили в психиатрическую больницу тридцать лет назад, когда я только начинал обучение, вероятно, она осталась бы там надолго. Девушку почти наверняка пичкали бы сильнодействующими антипсихотическими препаратами, которые ее почти обездвижили бы. Или, возможно, Дженн месяцами или даже годами расспрашивали бы про детство и сложные отношения с матерью на сеансах психоанализа.