Можно всё

«Я, знаешь, в последнее время, когда встречаю людей, пытаюсь сразу в душу смотреть. Это не так просто, но прикольно. Вот скачет рядом со мной потный голый мужик на шесте, под сиськами татуировка, две строчки. Видно, что новая, потому что эта часть груди выбрита. Он такой смешной, пузатенький, в блестящих трусах, крутит попой, как центрифуга. И я пытаюсь представить в его пляшущем теле душу. Такой светлый луч, от головы до живота. И радуюсь, думаю: душа-то тоже танцует. Слишком много портретов. Мне кажется, я высадилась где-то на новой планете и просто не могу принять все вокруг как есть. Смотрю девственными глазами на девушек на шпильках в шортах-трусах, на парня в прозрачной майке-сеточке… А вон зататуированный пацан в кепке бейсбольной команды SF… Столько портретов, что невозможно просто. Они как будто прикалываются надо мной, честное слово. А вот прошли две девки с крашенными в яркие цвета волосами, каждая размером со слона. Они как будто по объему друг друга себе подобрали. Вот пьяный молодой парень шатается, доедая пиццу… Мне бы хотелось, чтобы ты просто рядом посидел. Потому что это какой-то пиздец, Никит. Мой жесткий диск переполнен».

Мне отсюда никуда не деться, пока Стейси не наиграется. Я убираю телефон и смотрю на парня с пиццей пристальнее. Он стоит с четырьмя бумажными тарелками в руках, на каждой по слайсу. Получилось, что тарелки чередуются с пиццей, словно один бумажно-хлебный торт.

– Эй, парень!

– М?

– Зачем тебе столько пиццы?

– Друзья меня бросили. Сказали: «Иди купи поесть», – а сами пропали.

Он сел рядом со мной. Я сразу распознала австралийский акцент. Он был красивый и высокий. Говорил немножко заумно. Было не совсем понятно, что он забыл в этом клубе в два часа ночи. Он явно не постоянный клиент таких заведений. Парень оказался донельзя образованным: успел пожить в Японии и Европе, говорил на пяти языках, даже немного на русском. Выглядел на восемнадцать, но ему было двадцать пять. Я не сказала о себе ровным счетом ничего, даже имени. И оттого с ним было весело. Когда Стейси наконец была готова валить, я стала прощаться.

– Позвони мне, – говорит. – Запиши мой номер.

– Зачем?

– Чтобы встретиться еще раз, глупенькая.

Я собиралась уезжать через два дня, а у меня еще оставался целый список дел.

– Не хочу прозвучать как сука, но, чтобы я тебе позвонила, нужен хороший повод.

– Ок, let’s see… Ты любишь летать?

– Летать люблю. Не люблю падать.

– Падать не придется. Ну, значит, полетаем.

– Ты что, пилот?

– Я учусь на пилота.

– Ну хорошо.

– Когда?

– Завтра.

– Договорились.

До меня окончательно дошло, что он не шутит, только когда мы стояли на аэродроме на следующий день вместе с его инструктором. Ребята отцепили крылья от вмонтированных в асфальт петель. Они были прикреплены железными цепями на случай ветра. Самолетики такие маленькие, что даже ветер может их снести. Смешно: пару дней назад я упомянула в разговоре с кем-то, что скучаю по самолетам, и вот я сижу на кожаном сиденье персонального самолета приглашенной звездой. Мы выехали на взлетную полосу. Я надела наушники и нажала на волшебную кнопку, которая и правда вырубила все звуки. Теперь я слышала только то, что говорили ребята:

– Итак, Даша, мы сейчас взлетим. Пока будем подниматься, пожалуйста, не разговаривай. Мы будем слушать команды с земли. Потом сможем трепаться сколько угодно.

– Без проблем. Я вот только никак пристегнуться не могу…

– Надо очень нежно тянуть. Ремень чувствительнее, чем в машине.

Инструктор пристегнул меня сам, и мы взлетели. За минуту мы воспарили птицей над моим любимым городом.

Вдоль взлетной полосы змеями бежали реки, и луна отражалась на их черных спинах голубым блеском.

Вид был и правда захватывающий. Самолет периодически довольно страшно покачивало. Мы попадали в зоны турбулентности, а в маленьком самолете они ощущаются куда сильнее, чем в пассажирском. Мне нравилось, как каждый раз сжимается все внутри. Смешно, как руки сами цепляются за переднее сиденье и дырку подстаканника. Как будто, если мы начнем падать, это меня спасет.

– Oops, it’s bumpy today. Are you doing well, Dasha?

– Oh yeah, I’m great.

– 2000 miles. 74 узла, – отчитывается Карл какой-то девушке на земле.

– Make it 2400, – отвечает женский голос. – Ok. Thank you… Damn it, I said «thank you» again.

– What’s wrong with saying «thank you»? – спрашиваю я.

– Мы говорим на той же линии, что и все пассажирские самолеты. Мое «спасибо» занимает лишнее время.

Голоса ребят в наушниках слышатся довольно тихо, но отчетливо. Я решаю снять наушники и проверить, что же происходит на самом деле. В реальности звук был таким, будто мы оказались в самом сердце огромного пчелиного роя. Я сразу надела их обратно.