Можно всё

Мы пролетели над Oakland Bay Bridge и теперь шли вперед, вдоль береговой линии. Я смотрела на улицы, по которым столько раз ходила, на мостики и пирсы, каждый из которых теперь хранил мои истории, мои секреты. И вот мы уже над «Алькатрасом». Я никогда не видела его с другой стороны; прямо как темная сторона луны… А вот и Голден Гейт… Миниатюрные машинки бегут по красному мосту в разные стороны, как лейкоциты и тромбоциты в венах. Такие маленькие… Всего лишь точечки. Клеточки. Сложно было представить, что внутри сидят люди, а в людях – еще один мир. Воспоминания, знания, мысли, мечты… Каждый из них так много про себя думает. Они вроде бы все такие большие существа… Но отсюда их даже не разглядеть. Как так? Что, если мы и есть лейкоциты? Просто клеточки. Бежим куда-то, потому что нам надо бежать, а думаем, что это важно. Ищем какой-то смысл, а может, его никогда и не было. Добежим, постареем, отомрем. И появятся новые. И побегут дальше. А мы станем витающей в воздухе пылью.

Как бы там ни было, в тот момент, вглядываясь в темную ночь из иллюминатора, я прощалась с любимым городом.

Глава 15 How deep is your love, или Сколько ты стоишь?

Голливуд – это место, где тебе платят тысячу долларов за поцелуй и пятьдесят центов за твою душу.

Мэрилин Монро

Запись в блоге:

25 января 2016

– Ла Руса, Ла Руса[90]… – слышится мне голос Волшебника. Сегодня вечером он ждет меня в Лос-Анджелесе. – Ла Руса, Ла Руса…

Ла Руса постепенно сходит с ума. Жизнь Ла Русы разогналась до такой скорости, что Ла Русе, у которой уже в глазах пестрит от всех событий, хочется сделать шаг вперёд из остального ряда алкоголиков и сказать: «Подождите! Я записываю».

Ла Руса еще не успела даже объяснить, почему она Ла Руса, а уже взлетела в небо, ударилась о камни, зашла в пустое дерево и вышла где-то на фрик-шоу трансвеститов. Нашла дверь за бархатной шторой и уже оказалась на своей прощальной вечеринке в коммуне. Она сказала тост, хлопнула красного залпом и не успела оклематься, как поняла, что устроила вчера ночью маленькую революцию. Ла Руса вытерла в ванной слезы, попрощавшись с очередным незаменимым, кинула тело в улицу и через поворот очутилась в толпе из ста человек. Голова Ла Русы машет ушами от криков по всему дому и громкой музыки. А там среди всего зоопарка тот же Кактус, что шёл мимо неё на улице в Хэллоуин, тот же парень из Долорес Парка, что приглянулся ей сто месяцев назад, только теперь он акула. Та же девушка, что учила ее йоге. Тут дышат каким-то непонятным газом из шарика и улетают на две минуты. Ла Русе предлагают полетать. Но, черт возьми, она же и так уже летала всего два дня назад…

Ла Русина жизнь – это «камера, мотор, и-и-и… начали!»

И она здесь, честно говоря, совершенно ни при чем.

Остановите карусель, я буду блевать словами и разноцветными лентами.

* * *

26 января

Я попрощалась с Сан-Франциско и теперь уже бесповоротно двигалась на юг. Сама не понимаю, как это произошло, но вещей за полгода прибавилось нехило. В рюкзак они не помещались, поэтому пришлось их раздавать. Болезненная процедура, скажу я тебе, но ничего не поделаешь. Тащить в руках три сумки – тоже не вариант.

Зачем я ехала в Голливуд и почему сразу не в Мексику? Всё просто: мне нужны были деньги.