Мраморное сердце

Вряд ли это заняло много времени, пока Джулиан осознавал всё это, опечаленный глубиной откровений, но он не собирался сдаваться, он покорит её, она поддастся ему, и это станет его билетом в ад и рай одновременно. Но когда его довольно сильно начали тянуть за рукав пиджака, он смог сфокусироваться на происходящем здесь и сейчас. Оказалось, что Майкл хвалил его красоту какому-то арт филантропу-миллиардеру, который по слухам заработал свой капитал военными поставками на Ближний Восток. Ну вот, приплыли, вот как мир узнает о личности натурщика, мой бойфренд проболтался, а что если это – тайна? Но поздно уже было что-то менять, неизвестно ещё, кому он ещё успел рассказать! Но когда этот филантроп с сомнительной репутацией и отпугивающими морщинами подошёл к нему и назвал его сказочно правильным и с невероятной симметрией вкуса, он даже не знал, как на это отреагировать. Это явно был комплимент, причём солидный и от того, кто таковыми не разбрасывается. Тут и дама с страусиной яичницей на голове подслушала их разговор и начала задавать ему вопросы о позировании, и тут уже подоспел сам Жан и выдал крайне скупую историю об их сотрудничестве.

И мир вокруг ожил, он вдруг стал источником интереса, и вскоре сам Райан присоединился к хвалебным речам скульптуры, также поблагодарив за титановый труд и его. Так что он готов был расцеловать своего бойфренда, что тот не сдержал свой язык и начал говорить об этом, потому что сам он вряд ли посмел бы хвастаться, что там стоит именно он! К его внешности было повышенное внимание, он старался из всех сил соответствовать своему образу, такому далёкому и безучастному. Он сам ощущал себя в этот вечер произведением искусства, даже выходя на подиум он никогда не испытывал ничего подобного, потому что эти люди видели в нём сходство с идеальным «им» в мраморе, и это возвышало его в собственных глазах. Так что во всеобщем обожании он достаточно быстро пришёл в себя от разочарования, и стал востребованным собеседником, и Райан с Жаном не отпускали его ни на шаг, и один знакомый репортёр даже взял у него краткое интервью, назвав мраморной музой французского гения.

Так что в каком-то праздничном и ярком хаосе разговоров, восхищений и фамильярностей время плавно подошло к рождественскому ужину, к которому аппетит Джулиана уже начал возвращаться. На выбор был копчёный лосось, индейка с каштанами и запеканка с морепродуктами. Что-то он в последнее время был сыт по горло морской диетой на всех этих званых вечерах и деловых обедах, так что с удовольствием набросился на индейку, и Майкл последовал его примеру. Они умяли столько, что места для всяких бланманже и крокембушей уже у них не было. Обычно он не позволял себе на изысканных вечерах, где правит искусство переедать. Но сегодня был особенный день, и хотя его личность была не так уж важна в этой эпопее мраморных статуй, во всяком случае, в глазах этих гостей, он чувствовал себя приближённым к самой элите в этот момент. Да и то, что он сидел рядом с Райаном, о многом говорило, и он даже на миг представил, что они с ним – пара (как он представлял уже много лет), и что это их первая совместная галерея, и он так горд им, и он так любит его! Но напротив сидел самый родной Майкл, и он осознал, что ему этого достаточно.

Он настолько приземлился после того, как личность натурщика была раскрыта, что не мог даже наслаждаться выставленными работами, они все казались слишком далёкими и недоступными, как и его скульптура. Нужно было позволение войти в их внутренний мир, и сейчас у него было совершенно не то состояние, чтобы впитывать в себя это одухотворённое искусство. Сегодня мраморный Джулиан, копия его совершенного эго владычествовала в садах комильфотного искусства, и чувство заслуженного блаженства окутывало его прямо-таки с оргазмическим напором.

Так что он себе в тот вечер позволил и нюхнуть кокаина, и выпить лишка шампанского, и под не слишком танцевальную музыку он умудрялся устроить в этих просторных и стерильных залах танцы, выпустив на волю сдержанный вариант своего party animal. Возможно, иногда его манеры теряли свой рафинированный лоск, и он порой вёл себя чересчур шумно или развязно, но он в этот день сиял, его душа парила в экзальтированном порыве эмоций, которые в кои-то веки он мог распознать и удержать в себе. Он приблизился на шаг к своему идеальному «я», и гости галереи не могли этого не заметить, они буквально окружали его вниманием. Так что они были одними из последних с Майклом, кто покинул выставочный зал, и хотя ему хотелось поговорить наедине с Райаном и Жаном, у тех не оказалось на него времени. Но вернулся он домой просвещённый и полный сил.

16