МРНЫ (почти правдивая история)

У нас с ним налажена прямая телепатическая связь. Раньше приходилось долго настраиваться, сосредоточенно вылизываясь, чтобы мысли покинули ум. Теперь же достаточно подумать — и готово, тебя слышат. Когда вместе ешь, вместе клянчишь вита­минки, гоняешь одни и те же игрушки по коридору, дерешь одну когтеточку и гладят вас одни и те же руки, это роднит. Так что мы с этой шерстяной ватрушкой, которая мнит себя царем зверей и людей, практически родственники. Хотя по внешнему виду не скажешь. Гляньте на меня — длинная, поджарая, текучая, как ручей, увертливая, как мокрое мыло. И дикая.

— У нас будет ребенок, слышишь, тефтель недолепленный, — говорю. — А ты ничего не знаешь. Потому что ничем не интересуешься, кроме как поесть.

Мася с испугу поджал пухлые лапы с волосатыми пятками. Но не вскочил, нет, только обозначил попытку.

— Это который кричит день и ночь? Как у нас за стенкой — третий год подряд?

— Угу. Именно.

Кот все-таки поднял себя за шкирку и занял вертикальную позицию. Он внимательно вглядывался в Машин живот. Но живот выглядел совершенно безобидно.

— Еще рано, не увидишь, — презрительно бросила я.

— А ты как узнала?

— Из их разговоров.

— А они как узнали?

Люди и впрямь существа крайне ограниченные — ни слуха, как у нас, ни нюха, ни зрения, и на обед поймать никого не могут, ни когтей у них для защиты, ни клыков, однако порой они почти догоняют по интеллекту других животных с помощью хитроумных технических изобретений.

— УЗИ, слыхал?

— Какие такие узи?

— Пф-ф. Аппарат такой, просветит тебя насквозь — на экране все видно. Мне такое делали в ветеринарной клинике, — гордо пояснила я. — А еще они собираются идти в горы.

— Какие такие горы? — совсем растерялся Мася.

Ну как, скажите на милость, с этим растительным организмом общаться? Я отвернулась к компьютеру. Мася проследил за моим взглядом и долго созерцал фотографию озера и отраженной в нем снежной вершины.

— Это высотный дом, — сказал он.

— Это гора.

— Ладно. Гора так гора, — сразу сдался он.

— Алтай называется. Вот туда они и полезут.

— Психи.

Есть утверждения, с которыми не поспоришь, даже если голоден.

Глава вторая Кривоватое начало

Маша

Ехать можно самое раннее в конце июня, когда на Алтае уже сравнительно тепло. И даже в июле в горах случались снегопады.

Сведения я брала в интернете и чем больше узнавала про Алтай, тем больше меня туда тянуло — по следам мистика и философа Николая Рериха. «Я буду дерзок», — писал он. Значит, и мне должно хватить дерзости на горный поход, хоть бы и с намечающимся животом.

Мы купили билеты на поезд, обзавелись туристическими кроссовками и загодя начали собирать рюкзаки. Они стояли как две горы в большой комнате, наводя ужас на гостей. Но мой рюкзак только казался неподъемным из-за величины, на самом деле он получился легким. Каждый день мы что-нибудь выкладывали или добавляли, ломали голову, без чего сможем, а без чего не сможем обойтись, стараясь уменьшить вес до минимума. Витин рюкзак смотрелся бывалым походником, сохранив запах давнего костра, болота, дождя, из него сыпался лесной мусор и длинные сосновые иголки. А мой был позорно новым. Коты с азартом их покоряли, и за пару недель эти два гиганта, два пришельца из другой, неведомой мне жизни стали членами нашей семьи.

Приятель одного приятеля согласился пожить в нашей квартире, чтобы приглядывать за котами. В день отъезда раздается звонок — приятель приятеля сломал ногу и звонил из больницы. Мы давай обзванивать друзей, мол, выручайте, через три часа уезжаем, котов не оставишь одних на полмесяца! Но никто не смог в одночасье все бросить и переселиться в чужой дом.

Когда список друзей иссяк, я села на пол, спиной к своему рюкзаку, с которым успела породниться, и заревела. Накрылись горы медным тазом. А я уже была практически там. Меня почти окружали вершины в белых париках ледников. Мое воображение уже научилось ставить палатку и разводить костер, варить суп из пакетиков и сушить ботинки у огня…

Я ревела, как маленькая, не вытирая слез и не сдерживая воя. Витя стоял рядом, не находя слов утешения. Вдруг махнул рукой — так, как никто другой не умел махать, — и крикнул:

— Не реви, возьмем их с собой! Переноски где наши? На антресоли? Не помнишь? — Он уже волочил стремянку.

Я выключила сирену, встала (хотела вскочить, но пузо несколько укротило мое проворство) и побежала умываться.

Выхожу, а Витя мой уже выкинул с антресоли кучу барахла и влез туда по пояс, одни ноги наружу торчат.

— Не вижу, где вторая, — раздался изнутри его голос, приглушенный рулонами оставшихся от ремонта обоев.

И тут я вспомнила. Я недавно отдала вторую переноску по­друге Аленке — она переселяла на дачу кота.

Все это я дрожащим голосом поведала мужу. Думала, рассердится, но он был спокоен и великодушен.

— Ничего, Масю в сумке повезем. Он сумки любит.

— Витя, — вдруг похолодела я от догадки, — а ведь им тогда корм нужен! И лоток!