Он бросил мне карамельку. Я бессильно проследила за ее полетом, даже не сделав попытки поймать, хотя это наша любимая игра.
— Ну что ты. — Он подал мне другую. — Взбодрись. Смотри, как хорошо.
Ну смотрю. Чавкающий под ногами склон, растоптанный туристами. Мокрые деревья, мокрые, скользкие корни, мокрая трава.
— Чего хорошего-то? Елки с палками.
— Кедр, а не елки. Дыши! Каждый вдох прибавляет здоровья.
— А каждый шаг — убавляет, — мрачно проворчала я.
— Машуня, я тебя не узнаю.
Хм, он меня не узнает. Я сама себя не узнаю.
Карамелька, разумеется, внедрилась в дырку в зубе. Я сморщилась от боли.
— Ты же туристка, а не принцесса-капризуля.
Так обидно мне стало! Ну вообще! Принцессой никогда не была, и никто меня в этом не обвинит.
— Давай я кошку понесу, хочешь? — подлизывался Витя.
Гнев придал мне сил. Я неуклюже встала, отвергнув протянутую руку, и потопала вверх, не обращая внимания на кошкины мявы. Не нравилось ей мотаться у меня на боку. Терпи, как я терплю. Муж торопливо пихал в рюкзак термос. Ничего, догонит.
Я не просто «мявкала», между прочим. Я объясняла тебе, что это одна из твоих сущностей вырвалась на волю и взяла верх над остальными. Ты раньше не попадала в такие ситуации и поэтому с ней не встречалась. Ее надо победить. Но прежде разглядеть. Услышь меня, Маша!
Я знаю то, чего не знает моя жена. Поначалу тело сопротивляется повышенным нагрузкам, отказывается нормально работать, но потом перестраивается в ходовой режим, подлаживает дыхание и теплообмен. Объяснять это новичку бесполезно, он просто не поверит, пока сам не убедится на опыте. Пусть моя девочка злится. Злость придает сил, а жалость к себе — лишает.
А я, между прочим, тоже здесь. Можно уже полежать, а? Хватит физкультуры! Эй, там, снаружи!
Я знаю то, чего не знает мой муж. Ребенок внутри меня явно возражает против таких нагрузок. Он начал толкаться. Но если бы опасность была, я бы ее наверняка почувствовала, правда? Хотя Вите ничего не стану говорить, а то скажет — возвращаемся, и не увижу я белоголовых гор, отраженных в ледяной, прозрачной озерной воде. Ничего, пусть малыш закаляется, только крепче будет. Быть неженкой ни к чему.
Ой, боюсь, боюсь. Опять между ними рябь побежала. И кошка разворчалась у меня в голове. Вот всегда так. Стоит нашим людям поссориться, Ёшка тоже начинает меня поедом есть. Я молчу, я выше этого. Пусть ее волны раздражения разобьются о неприступные скалы моего терпения.
Меня лично бесит Масина привычка однотонно и ритмично мяукать — так он витаминки клянчит. Именно не разговаривать, а мяукать, понимаете? «Дай. Дай. Дай», — с одинаковым интервалом. Как чайки из мультфильма про рыбку по имени Немо. И это речь интеллигентного существа? Он позорит кошачий род перед людьми.
А с чего это я вообще решила, что он создание интеллигентное? Ах да, он ведь сам про себя сказал, как сейчас помню: «литературно одаренный кот». И когда это он, интересно, успел писателем заделаться? Пока дрых на письменном столе, на хозяйских бумагах?
Между прочим, записывать вовсе не обязательно. Я в уме сочиняю.
Мудрец хвостатый. Ты там, в сумке, небось, и глазки сощурил, чтобы на китайца походить.
Промолчу вообще, фр-фр. Разговаривать с тобой — как с радио: свое гнешь, других не слышишь.
Трус, белоручка, притворяка.
Я молчу.
Нет, уже не молчу.
Выпустите меня, я ее на кусочки порррррвуууууу!!!!!
— Витя, перестань меня пихать сзади. Я и так еле на ногах держусь.
— Я же тебе помогаю, балда, так легче подниматься.
— Не помогаешь ты мне, а мешаешь. Чуть не кувыркнулась носом.
— Ну и пожалуйста, не буду.
— Вот и не надо.
— Сама тогда топай.
— Я и топаю.
— Топалка, — хмыкнул Виктор.
— Ты не можешь первый замолчать, да? Непременно последнее слово за собой должен оставить?
— …
— Вот и отлично.
— …
— Вот и молчи.
— Да иди уже, не болтай! — не выдержал он.
Так, нет, погодите. Что-то тут не то. Это же не мои слова. Я не такая. Кто-то мною прямо управляет, дергает за ниточки, как марионетку, а я и пляшу. Прямо в голове у меня дергает.
Я поняла. Как раз об этом говорили на форумах — что Алтай пробуждает к жизни всех твоих драконов.
— Витя, не обижайся.
— Я не обижаюсь, Машуня. Я знаю, ты просто устала. Мы уже дошли, гляди. Подъем закончился.
Я ему снова поверила. А зря. Тропа как пошла ветвиться. По какой идти? Направо, налево? Прямо? Где турбаза?
Витя снял рюкзачище, усадил меня и пошел на разведку. И пропал. Я задремать успела, проснулась от стука собственных зубов. Надо бы встать, погреться, да сил нет. Сижу и чувствую, как становлюсь меньше, меньше. Сжимаюсь в точку, схлопываюсь. Все, Витя заблудился и меня уже не найдет, и ночевать мне тут одной. Наверное, это будет последняя ночь в моей жизни. Замерзну насмерть, или сожрут меня звери лесные. Они уже тут как тут, шуршат рядом. Подкрадываются.
— Гляди-ка, Машунь, ежик знакомиться пришел. Масину сумку нюхает.
— Витя, что так долго?
— Разные тропинки проверял. Подмерзла? Что ж не побегала?
— А ты как думаешь?