Э-э-э-э… Не слишком ли я высоко взял? Долго на таком накале не вытяну.
Сейчас, погодите, не расходитесь. Снова начну.
Да, смейтесь, плюбеи, Акелла промахнулся. Или пля?.. Плибеи?.. Что за слово такое? Кто они, эти плюбеи, на кого плюют или в кого палят?
Так, отвлекся. Понимаете, я-то рассчитывал приземлиться на загривок этой, как ее, Гюльчатай… нет, Чокондай. А загривка подо мной не оказалось. Ну, меня и развернуло чуток.
Теперь боль в хвосте затмила мне важность момента, я ни о чем другом думать не могу. Как мы зависим от своего тела! Когда оно здорово — не замечаем, зато стоит чему-то заболеть — и пожалуйста, оно занимает собой весь мир.
А момент действительно уникальный. В Ёшкином теле сейчас две кошки. Когда боль немного отпустила, мне стало страшно интересно — и страшно, и интересно, — как им там, двоим, внутри Ёшки? Они по очереди думают, или Ёшка сейчас забилась в уголок и не может слова вставить? Вот не похоже на это, понимаете? Я бы увидел, что это уже не она. Но это была она, точно говорю. Просто в ней стало больше, гораздо больше радости, пластичности, мощи, да просто жизненной силы. Выглядела она как самая обыкновенная домашняя кошка, но ощущение — как будто рядом рысь. Ее сила занимала в пространстве намного больше места, чем ее тело. Не знаю, как объяснить. Я смотрел — не мог оторвать глаз, — как она ловит бедолагу-суслика, как подкидывает его Ёшкиной лапой, но двигалась она не по-Ёшкиному. То есть ее тело по-другому задумывало движение, подготавливало и осуществляло. Понимаете?
А у меня с этим поднятым задом вид, наверное, идиотский. Особенно в сравнении с новой Ёшкиной грацией.
Пожалел бы кто меня, бедного. Витя! Ты один меня любишь.
Я неуязвима. Для меня нет границ, я все могу. Могу на медведя пойти, одна. Могу птицу поймать на лету, выкопать из-под земли крота, моей ловкости нет пределов. Наполовину дух, наполовину кошка. Нет, никаких половин. Целый дух и целая кошка — одновременно. Мне нравится. Даже слишком нравится. Внутри меня всегда жила дикарка, такая вот Чокондай, только поменьше.
Кто-то зовет: «Ёшка!» И Мася уши навострил — его имя тоже выкрикивают. Вот они идут, наши люди, ищут нас. Мася рванул к ним, на ходу рассказывая про свою беду. А я занята. Нет, не пойду. Я сыта, и мне тут интересно. Хочу пожить еще этой жизнью, не хочу снова быть домашней, половинной.
Я на берегу небольшого озерца, я смотрю в воду, разглядываю свое отражение. Смешная морда, на черном носу светлая полоса, бока не пойми какого окраса. Ужасно нелепо. Я смеюсь и прыгаю на мелководье, бью всеми лапами по воде, и круги сминают, колеблют наше отражение.
Мася ведет людей. Моих людей и вместе с тем не моих. Меня заметили, Маша побежала ко мне, называет по имени: — «Ёшка!» — кричит. Но это не полное мое имя. Я не отзываюсь, отбегаю. Тогда Маша понимает: что-то не так. Останавливается, соображает, прямо видно, как мысли вокруг ее головы снуют. И вдруг говорит:
— Чокондай! Чокондай!
Подходит Борода, спрашивает жену:
— Как ты сказала? Чокопай?
— Приглядись к ней внимательно, — объясняет ему Маша, не оценив шутку. — Тебе ничего не кажется странным?
Он пожимает плечами, гладит Масю, говорит:
— Ты на кота лучше погляди. Тебе ничего не кажется странным?
Но Маша смотрит на меня.
А я смотрю на нее.
Мы похожи. Она тоже не одна.
Я кувыркнулась. Малыш внутри нее кувыркнулся.
Я припала к земле, приглашая их поиграть. Маша засмеялась и похлопала себя по коленкам, приговаривая:
— Давай, девочка, давай, покажи, как ты умеешь.
Я стремительно взлетела на ближайшее дерево, поймала птицу и соскочила вниз. Мои люди ахнули. Мася напрягся от страха, но подошел нюхать. Птица трепыхалась у меня в зубах.
— Отпусти ее, пожалуйста, — дрожащим голосом попросила Маша. — Пожалуйста, Чокондай!
Вот еще. Рысь не отпускает добычу, она ее ест. Или отдает детенышам. На, Мася, утешься, отведай дичи, пока я сыта.
Перья, не перья — кот вцепился птице в крыло и, урча, поволок в кусты. Он ведь целый день не ел, тут уж не до капризов.
Маша в слезы. Борода ее утешает:
— Ты же сама просила показать, что она умеет.
Мы вчетвером идем по тропе к лагерю. Вернее, трое идут по тропе, а Ёшка как заведенная носится вокруг нас на бешеной скорости и не устает. Витя утверждает, что мне разговор с духом-медведем приснился, но, судя по кошке, он не прав. Кажется, она сдержала обещание и позволила рыси завладеть ее телом. И теперь мне очень тревожно. Не знаю, какая у них там договоренность, но вдруг эта рысь не захочет покидать Ёшку по своей воле? Вдруг останется в ней и будет у нас не пойми кто вместо нашей чудесной, ласковой девочки? Или того хуже — не захочет возвращаться в город, останется тут… Уж больно ей нравится новое состояние, если, конечно, это не мои фантазии.
Тревожно. Главное, поделиться не с кем. Витя не воспринимает всерьез мои опасения, отшучивается. Он больше озадачен Масиным поведением.
Кот и впрямь еле плетется, заглядывает нам в глаза, словно укоряя за что-то. И хвост его, всегда фонтанчиком, печально волочится по земле, собирая грязь и мусор.