Мстёрский ковчег. Из истории художественной жизни 1920-х годов

Жизнь на исходе. Наполненная иллюзиями и разочарованиями, великими испытаниями и тусклым оскорбительным бытом, она оказалась не такой безбрежной, как это представлялось в детстве. В зеркале уходящих дней стоял перед Кисляковым не великий художник, а безвестный декоратор третьесортного провинциального театрика. Все сложилось не так. Судьба обманула, или он вышел ей не по росту — теперь уже было не разобрать. Но в ту минуту его снова коснулось счастье. Человек, который все время чувствовал в себе потенциал творца, по горькой гримасе судьбы окончил свои дни в доме на улице с названием «Ремесленная»…

^{Анатолий Антропов. Максим Горький. 1955. Дерево. Местонахождение неизвестно}

Образы войны как наивысшего события в жизни не давали покоя многим мстёрским питомцам много лет спустя после одержанной победы. Некоторые из них вообще сомневались, смогут ли вернуться к художественной работе. Так, Анатолий Антропов, еще не сняв погоны, писал Николаю Штамму в первые дни мира: «Интересы у нас за эти годы были разные… Ты эти годы думал о созидании, я — о разрушении… Рано или поздно, а дома буду. Рано или поздно, не поздно ли — вот что сейчас меня больше всего волнует. Ведь четыре года бездействия в скульптуре — барьер очень большой и трудно преодолимый, если вообще преодолимый»[1145].

^{Фонтан «Каменный цветок» на ВСХВ, Москва. 1954. Архитектор Константин Топуридзе, скульптор Прокопий Добрынин}

^{Арка главного входа ВСХВ, Москва. 1951–1954. Архитектор Иннокентий Мельчаков. Скульпторы: Георгий Мотовилов, Сергей Орлов, Анатолий Антропов, Николай Штамм, Саул Рабинович, Илья Слоним}

У Прокопия Добрынина, отвоевавшего на передовой до тяжелого ранения три с половиной года, возвращение к творчеству происходило через малую форму, которая открывала свободу лирическому чувству автора как участника и очевидца небывалых событий. В основном это непафосные майоликовые композиции. Среди них выделялась многофигурная работа по мотивам произведения Александра Твардовского «Василий Тёркин». Диалог с поэтом был для Добрынина в ту пору насущным и естественным общением вокруг ведомой обоим окопной правды. Скульптор и к другим темам обращался в излюбленной им керамической технике цветной обожженной глины. Чаще всего это русские и якутские фольклорные мотивы. Добрынин настолько полно использует все декоративные возможности материала, что невольно заставляет вспомнить мстёрскую традицию как один из вероятных источников, обогативших его природный талант. Он вполне раскрылся в двух самых популярных произведениях художника — гигантских мозаичных фонтанах «Каменный цветок» и «Золотой колос», выполненных в 1952–1953 годах в соавторстве с архитектором К. Т. Топуридзе для Всесоюзной сельскохозяйственной выставки в Москве. Вместе со своими однокашниками по Мстёре Антроповым и Штаммом Добрынин трудился над барельефами для павильона «Механизация и электрификация сельского хозяйства СССР»[1146].

^{Николай Штамм. Мать. Начало 1960-х. Дерево. Семейный архив Алексея Ханина, Москва}

^{Николай Штамм. Голова Данте. 1963. Дерево. Семейный архив Алексея Ханина, Москва}

Прерванный войной творческий союз Николая Штамма и Анатолия Антропова возобновился. Памятник Юрию Долгорукому в Москве (1954) стал самой известной их совместной работой. Почти одновременно с ней скульпторы завершили монумент изобретателю русского булата П. П. Аносову в Златоусте (1950–1954). В составе творческого коллектива в 1951–1954 годах принимали участие в создании скульптурной композиции, ставшей эмблемой ВДНХ (фигуры тракториста и колхозницы с высоко поднятым снопом пшеницы над аркой главного входа), оформляли новый Главный павильон.