Мстерский летописец

— Благодарим за доброе слово, гости милые, — кланялась в ответ Матрена Васильевна, мать невесты. — Добро пожаловать, оченно рады.

Александр Кузьмич, по обычаю, отправился в красный угол, затеплил пред образами свечку, и гости вместе с хозяевами помолились богу.

Дуся была приодета. Молясь, она искоса поглядывала на Ивана и улыбалась ему неприметной для других улыбкой, а внешне была строга и торжественна. После молитвы невеста ушла, а родители ее пригласили гостей:

— Сядем рядком, потолкуем-ко ладно.

И пошел разговор: какое приданое дадут за невестой да сколько выдаст «на стол» жених. Второе зависело от первого. Обычно свадьбы во Мстёре старались подгадать к мясоеду, когда поля и огороды убраны, закрома полны. К мясоеду резали бычков и телушек, которых задумали не пускать в зиму. Теперь решили мясоеда не ждать, играть свадьбу через две недели, девятнадцатого сентября, приданое у невесты почти готово, а жених торопится, и родители не стали перечить молодым.

На третий день после сватовства к жениху явилась от невесты портниха — снять мерки для сорочки, которую невеста обязана была сшить для жениха в приданое.

Портниха Агафья оказалась бойкая, мерки снимала с приговорками:

— Ну-ка, молодец, повернись, ну-ка, молодец, покажись. Будет тебе сорочка что надо, мастерица невеста-то, только юна.

— От своей судьбы не уйдешь, — вздохнула Татьяна Ивановна.

— Да уж, суженого и на кривых оглоблях не объедешь, — согласилась Агафья.

— Кто в кого родится, тому на том и жениться.

— Дело путное. Человек по сердцу— половина венца.

— Да, видно, уж сердце сердцу весть подает.

— Не говорите, матушка, коли чему быть, того не миновать.

— Старый старится, молодые растут, им жить, им любить да детушек родить.

За три дня до свадьбы невеста устраивала девичник. Дуся пригласила на него с десяток своих подруг, а Иван — холостых парней.

Жених, как обычно, приехал с гостинцами, разложил их по тарелкам. Гостей пригласили к столу. Играя присловьями, они принялись усаживаться:

— Сядем да побаем, щец похлебаем, отойдем да поглядим, хорошо ли мы едим.

— Берите и кушайте не за череп, не за край, а за круглое дно.

В передний угол садились родственницы невесты и девицы побогаче. С краю от них села невеста, рядом с нею — Иван, а от него пошли усаживаться парни и мужчины.

А в дверях давились и в окна заглядывали гляделыцики, от мала ребенка до почтенного старца. Они приставали к молодым и к гостям, выпрашивая лакомства.

— Глядь-ко, у Авдотьи Сеньковой платье золоченое. Авдотья Осиповна, дай пирога, — кричала, закрыв лицо платком, молодая гляделыцица.

Авдотья отворачивалась, хотя по голосу сразу узнала свою соседку-подругу. Гляделыцица не отступалась, с комплиментов перешла на подковыриванье.

— Анастасия Глотова, — признала ее Авдотья, не дожидаясь, пока та, как было принято, не перейдет на оскорбления.

И узнанную гляделыцицу тут же пригласили к столу «залить глотку», а невеста пошла с подносом угощать других.

Когда Дуся вернулась, рядом с Иваном сидел и ухмылялся парень. Невестино место пришлось молодым откупать поцелуями, и гости долго сбивали их со счета.

Потом гости уводили невесту и требовали с жениха выкуп. Иван доставал деньги, девушки, шутливо ссорясь, делили их и начинали хоровод:

Что на блюдечке катается,

Словно сахар рассыпается.

Не душа ли красна девица,

На кого душа надеется.

Внутри круга шла Авдотья Сенькова и, стрельнув в жениха усмешливым взглядом, пела:

Я надеюся на Ваничку,

На мила дружка Иванушку.

Знаю, знаю: не покинет он меня,

Знаю, знаю: не оставит он меня.

Хор подхватывал:

Он такой собой хорошенький,

Сертужок на нем коротенький.

Он и вьется, увивается,

Поцелуев дожидается!..

— С суконным рылом да в калашный ряд, — ехидничали недоброжелатели Голышевых по случаю женитьбы крепостного крестьянина на купецкой дочке.

— Не говори, не в свои сани садится.

— Это вы зря, смышленый сын у Кузьмича.

— Смышленого-то б из рисовальной школы не выгнали.

— Он сам бросил.

— Са-а-ам! Они скажут.

— Где жить-то станут, в Вязниках или здесь? А может, в Москве?

— Здесь. Иван-рт литографию каку-то изучает, свое дело сбирается открыть тут.

— Открыть-то не трудно, да содержать-то хватит ли ума.