Мстители двенадцатого года

Параша прерывисто вздохнула:

– Кабы один-то… Опозорили…

– Это не твой позор! Это их позор! Порублю всю сволочь!

– И что с того? – Параша горько усмехнулась. – Снова честной стану?

Алексей вдруг впервые подумал, что и у простого люда есть свои понятия о чести и достоинстве. Как его ни унижай, а душа остается чистой, а злая рана не заживает годами. Он опустил глаза, уставясь в землю.

– Что потерял, господин поручик? – подлетел, еще возбужденный схваткой, Буслаев. – Что с пленными делать станем? Там офицеров много.

Алексей поднял голову и хотел сказать: «Отдать их Фигнеру, под расстрел». Но сказал другое:

– Сдайте Давыдову. Он распорядится.

– Александров! Возглавьте конвой. В пути не оскорблять и не допускать побоев. Ясно?

– Точно так. А по прибытии накормить, раненых перевязать, устроить ночлег?

Буслаев покачал головой: нужна нам эта морока…

Парашу взял к себе в палатку старый князь – он умел утешить обиженного. Туда же, по команде Александрова, внесли туго набитую сакву, распустили ремни. Волох разложил на койке полковника гостинцы. Подвел Парашу, стал нахваливать самовар:

– Его утром вздуешь, он до вечера жар держит. И вместо зеркала годится.

Параша долго молчала, наклонив в раздумье голову. Лицо ее, даже в синяках и в ссадинах, было красиво. Но уже не так свежо и молодо. От губ залегли морщинки.

Наконец промолвила:

– Чисто ярманка. Да товар-то все лежалый. Не к лицу мне теперь.

Волох взглянул на старого князя с вопросом в глазах. Тот его понял и молча кивнул. Волох выскользнул из палатки и вскоре вернулся, положив рядом с гостинцами легкую саблю и два небольших пистолета.

Параша оживилась, глаза ее блеснули.

– Мне бы портки еще…

– Будут и портки, – пообещал старый князь. – Александров! Обучить Парашку сабле, стрельбе и верховой езде. И портки справить. В обтяжку чтоб!