Мучения Минти Мэлоун

— Ну и ублюдок! — бесновалась я, с грохотом поднимаясь по лестнице в половине двенадцатого. Эмбер уже легла, но мне было все равно. Из-под двери пробивался свет, и я ввалилась в спальню. Кузина читала в кровати. Гладила Пердиту правой рукой, а левой листала «Ярмарку тщеславия» [71]. — Ублюдок! — повторила я.

— Дорогуша, об этом все уже знают, — подняла на меня глаза Эмбер. — Слава богу, что у вас все кончено. Мы тебе об этом твердим уже несколько месяцев.

— Да нет, не Доминик — Джо! Джо ублюдок. — Меня всю трясло от злости.

— Джо? — Кажется, Эмбер удивилась. — Ты же говорила, что он милый. Он и на вид ничего, надо признать.

— Так вот, он не милый! Он ужасный. Как я только сразу его не раскусила! Опять так ошибиться…

— Что он натворил?

— У нас был идеальный вечер, идеальный. Все шло просто замечательно. Чудесно. По правде говоря, я даже думала, что, наконец, у нас с Джо что-то получится.

— Отличная мысль.

— Нет, не отличная. Джо вел себя отвратительно. Ужасно.

— Что он сделал?

— Я рассказала ему о встрече с Домиником, о том, как поняла, что ни в чем не виновата. А он обвинил меня в том, что я мелочная! Мелочная! Ты только представь! Сказал, что я сама навлекла на себя неприятности.

— Правда?

— Да. Сказал, что я хотела выйти за Доминика по одной причине: он был богат, хорошо одевался и прекрасно выглядел. Вот ублюдок!

— Но это же правда, Минти, — тихо произнесла Эмбер.

— Нет, неправда, — я была ошарашена. — Я хотела выйти за Доминика, потому что думала, он любит меня, выбрал меня среди всех. Мне это очень льстило. Я уже целую вечность ни с кем не встречалась.

— Но, Минти, Доминик плохо с тобой обращался. Все это видели. — Она опустила книгу. — И считали, что с его ужасным поведением ты миришься только потому, что он красавчик и у него хорошая работа.

— Не может быть, — во мне поднялась волна протеста. — Я мирилась с ним, потому что была слишком добра.

— Ну не настолько же, Минти, — поморщилась она, переворачивая страницу.

— Выходит, что настолько. По крайней мере, раньше так было. Но теперь я изменилась.

— Это заметно.

Я присела на краешек кровати и глубоко вздохнула:

— Знаешь, мне просто очень-очень не повезло, что я вообще познакомилась с Домиником.

— Нет такой вещи, как невезение, Минти. Есть правильный и неправильный выбор. Мне всегда казалось, что раз уж ты выбрала Доминика, у тебя имелись на то свои причины. Откровенно говоря, он был настоящим гадом.

— Неправда. Он мог быть милым. Иногда.

— Когда? — поинтересовалась она.

Пердита вытянула лапки, как две черные эластичные резинки, и блаженно перекатилась на спину.

— Он был очень щедр. Постоянно покупал мне что-нибудь. Сама знаешь. Дорогую одежду, ту сумку… и вообще, много всего.

— Минти, он их не тебе покупал. А себе. Чтобы рядом с ним ты выглядела «подобающе». Неужели ты не понимала? — спросила она, почесывая животик Пердиты. — Ты же не дура. Я в этом уверена.

— И мы прекрасно проводили выходные за городом.

— Но никогда не ездили туда, куда хотелось тебе. — Я вздохнула. — Гольф, рыбалка… Представляю, как тебе было весело.

— Он очень любил свою маму.

— И Джек Потрошитель тоже.

— Слушай, я не хочу говорить о Доминике. Все это уже в прошлом. Меня бесит, что Джо врет, дискриминирует меня…

— Ты хочешь сказать: клевещет, — поправила Эмбер. — Дискриминация — это совсем другое.

— Какая разница. Мы так чудесно проводили вечер, играли в настольный футбол. А он взял и все испортил. Из-за этой ссоры прекрасный вечер превратился в кошмар. Он говорил чудовищные вещи, — ярость вновь клокотала во мне. — Но я поставила его на место. Более того, — похвалилась я, — высказала все, что о нем думаю, не стесняясь в выражениях.

— О господи… Так позвони ему завтра и извинись.

— Что?

— Извинись перед ним утром и скажи, что была неправа. Похоже, ты на самом деле была неправа. К тому же и нагрубила.

— Но он тоже мне нагрубил! Он вел себя ужасно. Перевернул все с ног на голову. Выставил меня каким-то монстром.

— Позвони ему завтра.

— Это исключено.

— Ну, тогда послезавтра. Только обязательно извинись. Потому что, скажу честно, мне кажется, он был прав. Спокойной ночи, Минти.

И она выключила свет. Взяла и выключила свет! Оставила меня сидеть в темноте. Я была в бешенстве. И стала придумывать, какую бы гадость ей сказать. Но ничего равноценного в голову не приходило. Только когда я уже взялась за дверную ручку, меня осенило. Я измыслила нестерпимое оскорбление.

— Твоя кошка совсем разжирела, — выпалила я.

Т. С. Элиот[72] был прав. Апрель и вправду самый жестокий месяц. Если у вас депрессия, как у меня сейчас, при одном виде всех этих нелепо жизнерадостных нарциссов, покачивающих вульгарными головками, как проститутки на бульваре, вас уже тошнит. Вам становится хуже от одного их вида. И от вида тюльпанов тоже. А также этих тошнотворных сахарно-белых соцветий вишни, которые скоро порозовеют.