Мученик

– Спасибо, что избрал меня, – склонил он голову. – Я сделаю все, что в моих силах, лишь бы помочь тебе восстановить целостность Обелиска.

Около трех часов ночи в дверь постучали. На пороге стояли Филд и человек в черной одежде – знак того, что он принадлежит к «внутреннему кругу» Маркоффа. Под мышкой незнакомец держал сверток. Олтмэн подумал, что вроде бы знает пришедшего.

– Генри Хармон, – представил его Филд. – Мистер Хармон, это Майкл Олтмэн.

– Я знаю, кто он, – сухо заметил Хармон. – Вы уверены, что это абсолютно необходимо?

Олтмэн кивнул. Хармон бросил ему сверток, в котором оказалась точно такая же одежда, как и на нем.

– Надевайте.

Олтмэн уставился на одежду.

– И как это поможет? – спросил он Хармона. – Разве меня не узнают?

– Все может быть, но они не попытаются нас остановить. Пока на вас форма, никто пропуск не спросит. Если у нас и возникнут проблемы, то после. Но придется рискнуть.

Олтмэн оделся, и они вышли из каюты.

Филд поплелся следом, но Хармон резко обернулся и покачал головой. Филд с выражением глубочайшего разочарования на лице вынужден был убраться восвояси.

Хармон сверился с часами.

– Там дежурят четыре охранника: два снаружи и два внутри. Все вооружены. Нам повезло: те, что внутри, – наши единомышленники. Хотя наверняка этого утверждать нельзя. Ну а другие двое – чужды вере. Сменяются они примерно через пятнадцать минут, и тогда уже наши не смогут помочь. Если мы задержимся дольше чем на десять минут, вполне вероятно, что один из охранников проявит любопытство и позвонит куда надо, чтобы удостовериться в наших полномочиях. Все понятно?

– Угу, – кивнул Олтмэн.

– Вот вам пропуск. Подделка, конечно, не идеальная, но охрана снаружи не станет его разглядывать. А те, что дежурят внутри, сделают все, как я им скажу.

Хармон оказался прав. Охранники снаружи, похоже, совсем не удивились, что кому-то взбрело в голову посреди ночи увидеть Обелиск. Они посмотрели на Хармона, потом скользнули взглядом по обоим пропускам и жестами разрешили войти. Дежурившие внутри охранники не удосужились сделать даже этого; когда Хармон с Олтмэном вошли в отсек, они тихо ретировались к противоположной стенке.

Глазам вошедших сразу предстал Обелиск. Вдоль стен был сооружен ряд мостиков, чтобы желающие могли рассмотреть с близкого расстояния любой участок поверхности артефакта. Массивный и грозный, он возвышался посреди отсека. Сейчас очертания не искажала вода, и Обелиск производил впечатление еще более огромного и неземного. Обелиск, казалось, излучал энергию.

А еще он был опасен.

В то же самое время в Олтмэне проснулся и решительно заявил о себе ученый. Перед ним находился уникальный объект, и ему не терпелось приступить к исследованию. Обелиск являлся продуктом невероятно развитой технологии – причем технологии, предшествовавшей человечеству.

Олтмэн достал эйчпод и включил видеозапись.

– Что вы делаете? – зашипел Хармон. – Никому не разрешается снимать Обелиск!

– Я за этим сюда и пришел.

– Но это запрещено!

Олтмэн только пожал плечами и перестал обращать на Хармона внимание. Пусть попробует помешать, если хочет. Сначала он заснял объект целиком, потом крупным планом запечатлел две ближайшие грани. Все это время он пытался найти место, откуда был вырезан лежавший сейчас в кармане керн, но так и не смог.

Ему казалось, что он только-только начал, когда Хармон схватил его за рукав и прошептал:

– Нам пора.

Олтмэн кивнул, сунул эйчпод обратно в карман и направился к выходу. Хармон шел за ним по пятам. Он коротко кивнул «своим» охранникам, и те заняли прежние места. Другим, дежурившим снаружи, он отдал честь.

– Скажите, зачем вам нужно было снимать его? – спросил Хармон по пути назад. – Я борюсь с желанием доложить обо всем начальству.

– Это важно, – ответил Олтмэн. – Поверьте мне. Вы сами все увидите.

Через пять минут он был уже в своей каюте и спешно складывал вещи. Фрагмент Обелиска он собирался прихватить с собой. Всю информацию с эйчпода Олтмэн на всякий случай переписал на флеш-карту и спрятал ее за подкладку куртки. Покончив со сборами, он лег на кровать и стал ждать.

Сон не шел. Едва Олтмэн закрывал глаза, как видел Обелиск, который внушительной громадой нависал над ним. Он был величественный и опасный; он что-то хотел от людей. Но почему же Ада поклонялась ему? Ведь поклонение означает только то, что ты отдаешь себя целиком в чью-то полную власть и рассчитываешь на милосердие. А Обелиск – Олтмэн угадывал это – вовсе не был способен на доброту.