Мученики пера

Послѣдній годъ какъ-будто прибавилъ нѣсколько лѣтъ Эдвину Рирдону; въ тридцать-три года онъ казался сорока-лѣтнимъ. По походкѣ и манерамъ его нельзя было принять за молодого человѣка; онъ ходилъ сгорбившись и замѣтно опираясь на трость; шагъ его потерялъ эластичность, голосъ сдѣлался глухимъ и говорилъ онъ какъ-то нерѣшительно, словно обдумывая каждое слово, что нерѣдко замѣчается у людей, утратившихъ самоувѣренность вслѣдствіе неудачъ въ жизни. Въ его блуждающемъ, подчасъ даже дикомъ взглядѣ читалась постоянная тревога. По ночамъ, онъ рѣдко спалъ въ собственномъ смыслѣ слова; обыкновенно у него вся ночь проходила въ борьбѣ между физическою усталостью и неугомонной работой мысли. Нерѣдко бывало, что какое-нибудь чисто мнимое затрудненіе въ его романѣ мучило его во снѣ, заставляло часто просыпаться и разсуждать самого съ собою. Часто онъ бредилъ во снѣ и будилъ Эми; обыкновенно бредъ состоялъ въ спорѣ съ кѣмъ-то, кто требовалъ отъ него непосильнаго дѣла. Онъ горячо протестовалъ, доказывалъ несправедливость требованія. Разъ Эми услыхала, что онъ проситъ милостыни какъ нищій. Это было такъ ужасно, что она заплакала. Проснувшись, онъ спросилъ, что онъ говорилъ, но у нея не хватило духа сказать правду.

Поутру, когда часы неумолимо показывали, что пора вставать и приниматься за дѣло, ему казалось, что величайшимъ его счастьемъ было-бы залѣзть въ какой-нибудь темный и теплый уголъ, скрыться съ глазъ и изъ памяти людей и лежать не шевелясь, съ блаженнымъ полу-сознаніемъ приближающейся смерти. Изъ всѣхъ мукъ, которыя готовилъ ему наступающій день, эта минута вставанья была самою мучительною.

Онъ писалъ теперь романъ въ одинъ томъ, который разсчитывалъ кончить въ одинъ мѣсяцъ; но вмѣсто того работа затянулась на два мѣсяца. Мартовскій вѣтеръ принесъ ему болѣзни и грозилъ даже бронхитомъ; нѣсколько дней онъ совсѣмъ не могъ работать. Между тѣмъ, нужда наступала на горло; платье его износилось, а подновить его было не на что. Эми поддерживала приличіе своего туалета только съ помощью матери.

Она стала чаще прежняго отлучаться изъ дома, нерѣдко уходила тотчасъ послѣ завтрака и проводила у матери цѣлый день. Когда мужъ выразилъ ей однажды свое удивленіе по этому поводу, она отвѣтила съ горькимъ смѣхомъ, что дѣлаетъ это «ради экономіи въ пищѣ».

— И чтобы имѣть случай жаловаться на свою тяжелую судьбу, холодно замѣтилъ онъ.

Упрекъ былъ нелѣпый и недостойный, и Эми ушла, не сказавъ ему болѣе ни слова. Это раздосадовало его и онъ написалъ въ этотъ день всего нѣсколько строкъ. Онъ находилъ, что Эми обращается съ нимъ съ жестокимъ пренебреженіемъ, и рѣшился не говорить съ нею болѣе. Когда она вернулась домой, онъ не отвѣчалъ на вопросы, которые она дѣлала ему дружескимъ тономъ. Эми, видя, что онъ дуется, сначала удивилась, потомъ вспылила и ушла изъ комнаты.

Дня два онъ не говорилъ съ женой — и она была такъ возмущена его поведеніемъ, что хотѣла совсѣмъ уйти отъ него къ матери; но онъ казался такимъ потеряннымъ и убитымъ, что жалость пересилила въ ней оскорбленную гордость. Поздно вечеромъ она вошла въ кабинетъ и нашла мужа праздно сидящимъ въ креслѣ.

— Эдвинъ, что я сдѣлала, что ты такъ обращаешься со мною? Я не понимаю твоего поведенія.

— Мнѣ кажется, что ты вообще очень мало способна понимать меня. Пока была надежда, что дѣла мои пойдутъ хорошо, ты относилась ко мнѣ сочувственно; а какъ только оказалось, что впереди у меня нѣтъ ничего, такъ между нами словно что-то прошло. Вмѣсто того, чтобы поддержать меня твоею любовью, твоею лаской, ты стараешься показать, что тебѣ нѣтъ дѣла до моихъ заботъ, уходишь отъ меня на цѣлые дни. Твоя любовь не

выдержала испытанія, я не нашелъ у тебя поддержки. Кромѣ тягости неблагодарной работы, я долженъ еще переносить твою возростающую холодность.

Въ первую минуту Эми не нашлась, что отвѣтить, озадаченная неожиданностью и страстностью этого обвиненія. Причины, вызвавшія у Рирдона эту вспышку, были очень сложны. Онъ выражалъ то, что дѣйствительно думалъ и чувствовалъ, но, помимо того, ему казалось, что только такимъ образомъ можно заставить Эми понять, какъ онъ страдаетъ; онъ уже испыталъ, что любовь и ласки не дѣйствуютъ на нее. Онъ надѣялся, что она станетъ оправдываться, и въ этомъ оправдываніи скажется чувство къ нему, котораго онъ стыдился выпрашивать. Но Эми только холодно спросила:

— Когда-же я выказывала, что мнѣ нѣтъ дѣла до тебя? Развѣ я не дѣлила твою нужду?

— Дѣлила, но неохотно, и всегда показывала это. Я не помню ни одного слова одобренія и помню очень много словъ, которыя дѣлали для меня борьбу съ обстоятельствами тяжелѣе.

— Въ такомъ случаѣ, для насъ самое лучшее — разстаться. Если ты этого добиваешься, то отчего не скажешь прямо? Кто-нибудь пріютитъ меня.

— И ты, конечно, разстанешься со мною безъ всякаго сожалѣнія, и пожалѣешь развѣ только о томъ, что связана со мною.

— Думай что хочешь, я не стану оправдываться.

— Ты не признаешь за собою вины? Ты полагаешь, что я просто въ дурномъ расположеніи духа?