Мудрецы. Цари. Поэты

— Ты трус, Ходжа Насреддин! Кафир! Предатель!.. Ты был львом, а стал шакалом… Тьфу! — и он плюет мне в лицо, но слюна у него слабая, старческая, и она быстро на щеке моей, тихой от огня, высыхает…

…Но я сплю, но я глаз слепых немых не открываю: да, отец… да, Учитель… А был львом… а стал шакалом… стал шакалом…

…Костер горит… Лицо мое горит. От костра ли?..

И тут!..

И тут я глаза открываю…

И тут из снежного приречного тумана дыма чада призрачный неясный всадник выплывает вырастает вырастает… Надвигается… Темный… темный… Глухой… Глухой… Глухой… У костра останавливается…

Стоит у костра всадник.

ВСТРЕЧА

…И стоит у костра всадник…

Тогда я говорю: ассалом аллейкум, путник… Ассадом аллейкум, ночной заблудший всадник…

Но оя молчит и с коня ахалтекинского точеного атласного аргамака не сходит не слезает не спадает… Он глядит на голого нищего воскового Ходжу Зульфикара, на нагую бритую чистую голову его, на выщипанные брови и бороду… Он долго глядит… Остромодна…

Потом молча снимает с тугих тесных своих плечей длинный толстый ферганский чапан — халат крестьянский… И остается в белой вольной щедрой сасанидской рубахе и в монгольских узких богатых сапогах…

Потом бросает с коня немого чуткого чапан тяжелый на голого Ходжу Зульфикара…

— Старик. Возьми чапан… Зима в державе… Снег в Мавераннахре…

И голос у него тихий глубокий, как из ледового бездонного магрибского пустынного колодца… Голос далекого хриплого туманного зулкарная — трубы военной державы ханской…

И он сходит с коня, но сходит сползает слезает долго долго… Неловко… Невольно… Точно мешает ему что-то… Что-то…

И конь покорно садится опасливо дрожа опускается в снег на передние ноги…

И всадник хмуро сходит…

И горит костер…

И сияют снега…

И река шумит…

…Айя!.. Да это ж он!..

И я гляжу на путника молчащего, и он в косматой туркменской сальной папахе, и я узнаю того туркмена, который каялся, молился скитался ползал по кошме кунградской дряхлой, когда убивали чайханщика Турсун-Мамада…

Но я видел видел, что он плохо молился… Трезво. Неотрешенно… Неглубоко… Что он страдал, глядя из-под глухой своей папахи на смерть Турсун-Мамада… А Пророк сказал, что такие молитвы не доходят до Аллаха, а теряются в пути… да…

А он тогда глядел на смерть и мучился и маялся и отвлекался и забыл об Аллахе…

Я узнал его… Узнал…

…Айя!.. Но узнал ли?..

Что-то еще мнится чудится мне, когда я гляжу на птичье резкое каменное острое его лицо, наполовину скрытое пастушеской истертою измятою избитою папахой…

— Старик… Возьми чапан… Снег в Мавераннахре…

— Я дервиш. Суфий… Я прошел Семь Стоянок — Шатров… И скоро встреча с Аллахом. Мне не нужны подаянья… Я не нищий… Я сам все отдал людям — кибитку, сад, жену, коня… И оставил себе только старый чапан, рубаху, чалму и разбитые кауши… Я был нищим… И пошел на базар просить милостыню, ибо Халиф Омар сказал: молитва доводит нас до полдороги к Богу, пост — к дверям Его Дворца, а милостыня вводит нас Туда… И я пришел на базар, чтоб попросить милостыню… Но!.. О Боже!.. Я увидел такую Нищую Землю! такой Нищий Народ! такой Базар Нищих… что тотчас отдал людям свой дряхлый чапан, свою рубаху, чалму, кауши… И стал голым, как при рождении!.. Я все отдал людям… У меня осталось только старое тело… И я стал свободным!.. Ибо сказано в Книге: имущество правоверного — кровь правоверного!.. И ухожу к Богу!.. И скоро!.. Да!.. Но!.. Но наш Мавераннахр— Базар Нищих!.. Земля Нищих!.. Народ Нищих!.. Тьфу!.. Тьма!.. Пора мне!.. Пора!..

…И Ходжа Зульфикар уходит от костра и голый босой восковой призрачный идет уже прозрачный хрустальный уже светящийся уже свеча истаявшая идет бредет грядет по морозному молодому снегу к тощему своему ослу Мурру, и туркмен глядит ему вослед и опять глухо далеко колодезно говорит:

— Старик… Возьми чапан… Снег в Мавераннахре…

И тогда!.. Тогда! Айя!..

Ходжа Зульфикар в ночи кричит шипит визжит заливается, как свадебная хмельная слепая флейта-най…

— Хромой Тиран!.. Хромой шайтан!.. Хромой Дадж-жал! Хромой Дьявол!.. Я сразу узнал тебя!.. Ты убил мой народ! мою землю! Ты вор чужих сыновей братьев мужей… Ты обобрал обворовал народ мой, а теперь швыряешь мне поганый затхлый свой чапан?.. Твой народ, как я, нищ, бос, гол, и каким чапаном обогреешь укроешь его?.. Шайтан!.. Тьфу!.. Нет у меня уже и слкг ны, чтобы плюнуть в воронье шакалье лицо твое!.. Тьфу!.. Но я вижу! Скоро! Скоро смерть твоя!.. И на червя находит червь!.. И на шакала находит приходи? шакал!.. Азраил-Шакал из тьмы прокричал позвал… Азраил-Шакал приготовил последний оскал!.. Тебе, Тимур!.. Тебе, Тиран!..

…Айя!..

Да это ж не туркмен!.. Да это ж сам Тимур!.. Сам Джахангир!.. Сам Тиран сидит у нашего бездомного заброшенного безымянного далекого костра…

И тут нога его подбитая хромая болящая зудящая и правая рука неотступная беспалая…

Уран!.. Ягы-качты!.. Ачча! Учча!.. Алла-яр Амиру!.. Алла-яр Тирану!.. Да!..

Но…

Амир, откуда ты?.. Амир, а где псы твои с железными косицами? где псы твои охранники кромешники ча-> гатаи лютичи в волчьих малахаях?..