Отпускание причин страдания — это процесс. Иногда это означает просто позволять своим переживаниям быть и не пытаться избавиться от них, смягчившись в состоянии принятия. Такое смягчение приносит явное ощущение расслабления в теле и уме. Аджан Чаа поощрял нас чувствовать боль цепляния, а затем расслабляться, опускать груз на землю. Он говорил нам: «В эти дни все мы одержимы спешкой и напором. Манго больше не сладкие. Прежде чем они успевают поспеть, их снимают с дерева и отправляют на искусственное дозревание. Это происходит потому, что люди хотят получить их поскорее. Однако, когда вы едите их, они оказываются кислыми. Вот что происходит, когда люди пытаются удовлетворить своё желание получить всё побыстрее. Чтобы получилось что-то хорошее, что-то сладкое, сначала вы должны позволить этому побыть кислым и следовать его собственной природе. Мы же собираем плоды слишком рано и жалуемся, что они оказываются кислыми».
Когда Синтия только начинала свою буддийскую практику, она сравнивала себя с голодным духом. Она была одержима чувством невыносимой пустоты и того, какой никчёмной и уродливой она ощущала себя изнутри. Она несколько лет проходила психотерапию, обнаружив боль и нехватку любви в своей приёмной семье, однако по-прежнему страдала от обжорства. Она вновь и вновь обращалась к еде «в поисках волшебства», лишь для того, чтобы разочароваться в ней и ощутить «непередаваемые стыд и страдание». Она называла своё обжорство расстройством памяти, запутанностью, потерей человеческого лица. «Разумеется, — призналась она позже, — я знала, что еда никогда не была решением проблемы». Постепенным спасением для Синтии стали внимательность и доброта. «Поначалу, — рассказала она мне, — победой было уже признание тошноты, боли и сонливости, следовавших за приступом обжорства, вместо того чтобы продолжать есть, пытаясь заглушить стыд и сожаления о том, что „я опять это сделала“».
Синтии было совершенно необходимо научиться работать со стыдом и сожалением, которые она носила в себе. Я попросил её привнести сострадание к собственному телу, когда она ощущала сильный стыд. На следующую встречу со мной она пришла в слезах, поскольку позволила себе ощутить чувство стыда, и оно поглотило её. Чтобы отпустить цепляние, ей потребовалось ещё больше сострадания и внимательности. Постепенно она начала исцеляться.
Вот как Синтия позже описала этот процесс. «Я постепенно начала понимать, что моя тенденция быть „голодным духом“ не делала меня никудышным человеком. Поскольку моя ненависть к себе была очень сильна, я могла лишь говорить: „Пусть это страдающее тело исцелится, пусть это грустное сердце освободится“. Удивительно, но с недавних пор, когда я способна увидеть, что моя печальная тенденция снова встаёт на прежние рельсы, цепляясь за иллюзорное волшебство еды, возникает сострадательное осознавание, которое говорит: „Ах, на самом деле мне не так уж этого хочется. Это приведёт лишь к боли и грусти“. Такие моменты — настоящее чудо, освобождение от агонии голодного духа. Я словно уподобляюсь Будде, который в ночь своего просветления чувствует боль, видит цепляние и наконец говорит: „Я вижу тебя, Мара“ — и отпускает. Эта борьба открыла моё сердце страданиям других. Голодные духи окружают нас постоянно. Благодаря моему опыту я вижу их во многих людях. Это связано не только с едой — с любым цеплянием. Я чувствую такое сострадание, потому что знаю, как это больно. Лишь отпустив, они смогут исцелиться, освободят свои сердца».
Отпускание
Синтия напоминает нам о необходимости быть терпеливыми в процессе отпускания. Иногда кажется, словно ничего не происходит. Это тяжело для западных людей, которые хотят быстрых результатов. Мы должны научиться замечать крошечные открытия на пути. С практикой мы можем отпустить и расслабиться в любом мгновении неподвижности и сострадания. Мы можем начать доверять мгновениям благополучия. Аджан Чаа говорил: «Если вы немного отпустите, то испытаете немного спокойствия. Если вы отпустите больше, то испытаете больше спокойствия. Если же вы отпустите полностью, то, что бы ни происходило, ваше сердце останется свободным». В конечном счёте мы научимся отпускать даже самую большую боль и сложности.
Как-то раз один журналист настойчиво расспрашивал Далай-ламу о его знаменитом утверждении, будто тот не испытывает ненависти к китайским коммунистам, несмотря на систематическое уничтожение Тибета. В ответ Далай-лама объяснил: «Они захватили Тибет, разрушили наши храмы, сожгли наши священные тексты, уничтожили наши сообщества и отобрали нашу свободу. Они отобрали у нас очень многое. Почему я должен позволить им отобрать у меня ещё и спокойствие ума?». Поскольку Далай-лама научился отпускать, он может свободно работать над созданием лучшего будущего для Тибета. Он знает, что цепляние за страдание — это не выход.