Мудрое сердце. Путеводитель по универсальным учениям буддийской психологии

По рассказу Салама, два дня спустя он пришёл в сознание в покрытом синяками и избитом теле на полу камеры, не испытывая ни страха, ни сожалений — лишь изумление. Это переживание полностью изменило его ощущение жизни и смерти. Он отказался дальше принимать какое бы то ни было участие в конфликте. Когда его освободили, он женился на еврейке, и у них родились еврейско-арабские дети. Он сказал, что это было его ответом на полное заблуждений безумие мира.

Поворот к нашей сущности

«Кто мы на самом деле?» — требует ответа дзенский коан. «Кто таскает туда-сюда это тело?» «Каким было твоё изначальное лицо до рождения твоих родителей?» Эти вопросы заставляют нас посмотреть непосредственно на сознание, живущее в нашем теле. Аджан Чаа просил учеников «быть Знанием». Тибетские учителя наставляют направлять взор внутрь, чтобы увидеть, кто или что именно смотрит. Аджан Джумньен, мастер Тайской лесной традиции, говорит своим ученикам свидетельствовать все переживания словно из «третьего глаза» в центре лба. Во всех этих практиках мы поворачиваемся к самому сознанию и покоимся в нём.

Мы словно находимся в кинотеатре и полностью теряем себя в том фильме — будь то история любви, приключения, комедия или трагедия, в котором в настоящий момент сами играем роль. Затем нам говорят оглянуться и найти источник. Мы поворачиваем свои головы и впервые узнаём, что вся драма возникает из серии сменяющих друг друга образов, спроецированных на экран лучом света. Свет, ясный и сияющий, окрашен различными формами фильма, однако его сущностная природа чиста и неизменна.

В некоторые моменты в действии возникают разрывы — шоу становится немного медленным, даже скучным. Мы можем заёрзать на своих сиденьях, заметить, что люди вокруг нас едят попкорн, вспомнить, что мы в кино. Подобным образом мы можем заметить, что между мыслями также есть разрывы — разрывы в самом ощущении нашего «я». Есть моменты, когда вместо того, чтобы, создавая всю драму себя самих, теряться в идеях и проблемах, которые стоят перед нами, мы ощущаем пространство вокруг переживания, отпускаем и расслабляемся. «Эти разрывы, — говорит мастер медитации Чогьям Трунгпа, — очень хорошие новости». Они напоминают нам, что мы в любое время можем покоиться в осознавании, что свобода возможна всегда.

Нам не требуется особых условий медитации или околосмертного опыта, подобного тому, что пережил Салам, чтобы вернуться к осознаванию. Мальчик в школе внезапно замечает луч света, заставляющий светиться пылинки, и вдруг перестаёт быть честным пятиклассником, испытывающим сложности с математикой. Он улыбается, поскольку чувствует вечную тайну, и всё здание и драма школьника удерживаются в безмолвном, свободном осознавании. Женщина, идущая по улице, думает о далёком друге, и на мгновение забывает свои обычные дела, ощущая вечность и то, как сквозь неё проходит её собственная маленькая жизнь. Мы останавливаемся в разгар спора, смеёмся, отпускаем и умолкаем. Каждое из этих мгновений предлагает нам ощутить вкус свободы.

Как мы уже видели, когда мы впервые обращаемся к исследованию того, кто осознаёт, мы можем быть сбиты с толку, подобно рыбе, глядящей в воду. Мы обнаруживаем, что нет ничего плотного, никого, кто воспринимает. Это чудесное открытие. Осознавание не имеет ни формы, ни цвета. Оно запредельно присутствию и отсутствию, приходу и уходу. Вместо них есть лишь ясное пространство знания — сознания, пустого и познающего одновременно. Сейчас, когда вы держите в руках эту книгу, сознание читает слова и осмысляет природу сознания. Обернитесь и спросите: кто читает? Возможно, ваш первый ответ будет таким: «Я ничего там не вижу, всё просто пусто». Оставайтесь с этим знанием, с этой пустой открытостью. Научитесь доверять ему. Это ничем не ограниченное сознание, отражающее всё, что возникает, но не затрагиваемое этим.

Регулярно повторяя это исследование, вы можете постепенно развить способность отличать события и переживания жизни от знающего сознания. Вы учитесь невозмутимо покоиться в знании, делать шаг назад и отдыхать в любых обстоятельствах, даже в сложных или вызывающих замешательство.

Эти покой и расслабление весьма отличаются от патологической отрешённости, которой я научился, будучи ребёнком. Из страха я расщепил свои переживания, защищая себя посредством тонкой дистанции моей роли свидетеля. Когда мы действительно покоимся в осознавании, наши переживания просторны, интимны и не содержат защит. Вместе с этим возникает сострадание — мы чувствуем естественную связь своего сердца с жизнью.