Мудрое сердце. Путеводитель по универсальным учениям буддийской психологии

После того как Пола провела какое-то время, удерживая в сострадании поражённую горем трёхлетнюю девочку, я попросил её представить, что она может войти в переживание своего отца, стоявшего у двери. «Как чувствует себя твоё тело, когда становишься им?» — спросил я. «Ужасно. Напряжённое, жёсткое, словно я вот-вот взорвусь. Я до смерти напугана. Я застряла в кошмарном браке, которого не хотела, на бесперспективной работе. Мы всё время ссоримся, и я теряю свою жизнь. Мне придётся бежать. Мне придётся спасаться бегством, спасать свою жизнь». «А теперь, когда ты берёшь свой чемодан и выходишь за дверь, знаешь ли ты, что твоя дочь Пола стоит на лестнице?» «Знаю, но я не могу посмотреть на неё. Если я увижу её лицо, то не смогу уйти. Я так сильно её люблю, но если я не уйду, то умру. Я должен бежать». Пола начала рыдать, оплакивая своего отца и его страхи, оплакивая всеобщую боль.

Мы посидели молча, и я спросил Полу о той истории, которую она рассказывала себе после того дня: о том, что она сделала что-то не так, что её невозможно было любить. «Кто придумал эту историю?» — спросил я. После паузы она робко ответила: «Я». «Это правда?» «Не совсем», — сказала она и немного улыбнулась мне. «Вы уверены?» — спросил я. Она рассмеялась. Мы поговорили о том, хотела ли она повторять историю и паттерн невозможности любви. «Кто вы, если не эта история?» — спросил я. Мы смотрели друг на друга в неподвижности сердца, за пределами её страхов, за пределами времени. Мы сидели вместе в священной красоте настоящего, которое содержит все истории, но намного больше их всех. Пола начала ощущать свободу.

Реальность, скрытая за мыслями

Когда мы наблюдаем свои мысли и ставим под сомнение свои убеждения, мы приходим к пониманию того, что, хотя мышление, планирование и память совершенно необходимы для нашей жизни, всё это более умозрительно, чем нам кажется. Наши мысли всегда более условные и односторонние, чем мы признаём. Обычно мы верим им. Однако сомнение в собственных мыслях лежит в сердце буддийской практики. Является ли то, во что мы верим, реальным, плотным и точным? Как заметил писатель Ричард Хайт, «вождь шайеннов Римский Нос и его люди верили, что он бессмертен, и были правы в этом каждый день, за исключением одного-единственного».

Аджан Чаа сказал: «У вас так много представлений и мнений о том, что хорошо и что плохо, что правильно и что неправильно, и о том, как всё должно быть. Вы цепляетесь за свои представления и сильно страдаете. Но, знаете, это ведь просто представления». Когда мы верим своим собственным мыслям и мнениям, мы становимся фундаменталистами. Фундаменталистами бывают буддисты, учёные и психологи. Однако, как бы твёрдо мы ни были уверены в своей точке зрения, всегда существуют иные представления. Это совершенно очевидно в наших личных отношениях. Отношения становятся более зрелыми по мере того, как оба партнёра начинают допускать возможность правоты другого (даже если мы не всегда верим в это).

Бóльшая часть наших ментальных страданий возникает из-за того, что мы очень крепко держимся за свои убеждения. В монастыре Аджан Чаа часто улыбался и спрашивал: «Это правда?». Он хотел, чтобы мы научились удерживать свои мысли с лёгкостью. В ходе буддийского обучения мысли деконструируются — вся структура разбирается по кирпичикам.

Есть одна известная суфийская история о мулле Насреддине. Царь, разочарованный бесчестностью своих подданных, решил заставить их говорить правду. Когда однажды утром открылись ворота города, перед ними были установлены виселицы. Царский стражник объявил: «Любой, кто входит в город, должен сначала ответить на вопрос, который будет задан ему капитаном стражи». Первым шагнул вперёд мулла Насреддин. Капитан сказал: «Куда ты идёшь? Говори правду… иначе будешь повешен». «Я иду, — ответил Насреддин, — на виселицу». «Я тебе не верю!» — ответил стражник. Насреддин спокойно ответил: «Очень хорошо. Если я солгал, повесь меня!» «Но это сделает твою ложь правдой», — сказал запутавшийся стражник. «Вот именно, — ответил Насреддин, — твоей правдой».

В неподвижности медитации мы видим несубстанциональную природу мысли. Мы учимся наблюдать то, как слова и образы возникают и исчезают, не оставляя следа. Последовательность образов и ассоциаций, которую часто называют ментальными образованиями, строит замки мыслей. Однако эти замки и планы какое-то время плавают, а затем исчезают, подобно пузырькам в стакане содовой. Мы можем стать настолько безмолвными, что действительно почувствуем, как тонкая энергия мысли возникает и вновь исчезает.