Я имею в виду роман «Фиеста. И восходит солнце», который, на мой взгляд, не столько роман о потерянном поколении, сколько роман о любви «после войны».
… Бенджи, который так и не стал взрослым
Позволю себе ещё раз сделать шаг в сторону.
Случайно, не случайно, но практически в эти же годы (1929) был написан другой, столь же знаковый роман первой половины ХХ века, «Шум и ярость (в другой редакции «Звук и ярость») Уильяма Фолкнера.
Роман состоит из четырёх частей, в которых практически одну и ту же историю рассказывают разные персонажи (может быть, и это свидетельство «после войны», когда привычные истины вдруг стали расслаиваться, терять свою безусловность). Одну из этих историй рассказывает Бенджамин, Бенджи, которого можно назвать аутистом, а можно и более резко, поскольку после того как ему исполнилось пять лет, он так и не повзрослел.
Рискну сказать, что «Шум и ярость» в части, рассказанной Бенджи, история любви «после войны», и эта история невероятным способом перекликается (перевёртыш) с историей, рассказанной в «Фиесте» (в неэвклидовом пространстве культуры параллельные пересекаются). И не будем заламывать руки от того, что любовь Бенджи – это кровосмесительная любовь к родной сестре.
Никто не любил Бенджи так, как его старшая сестра Кэдди, никто не понимал Бенджи так, как его старшая сестра Кэдди, но он не мог примириться с тем, что сестра взрослеет и удаляется от него, и всё чаще плакал. Он сильно заплакал, когда от Кэдди запахло духами, и он не мог понять, куда делся её привычный запах, а однажды он заголосил во весь голос, когда наткнулся на то, что Кэдди обнималась в гамаке с чужим парнем.
Кэдди не взрослел, только со временем стала развиваться его мужская потенция. Он не мог с ней справляться, однажды даже набросился на проходившую мимо школьницу. Пришлось срочно его оскоплять.
В тот год, когда ему исполнилось 33, был традиционный торт со свечами. Все поздравляли Бенджи, а он не понимал, что всё это означает, что-то заставило его пойти вдоль забора, где когда-то он ходил вместе с Кэдди, он пошёл туда, где пахло травой и пахло Кэдди.
Кто знает, сколько лет ему было в эту минуту, 5 или 33, был он взрослым или не был, но он был человеком, которого обуревала нежность.
Брет и Джейк.
Любовный треугольник, трое в любви, такая же божественная фигура, как двое в любви, и будет повторяться во все времена
Любовный треугольник в «Фиесте» многогранен: невольный каламбур, треугольник, не треугольник, грани, не грани. Но это именно любовный треугольник: две стороны которого заданы с самого начала, когда Джейк увидел, что и «Брет была с ними», а третья, череда мужчин, которые приходят, уходят, остаются, не оставаясь.
С одним из мужчин, которые приходят и уходят, Робертом Коном, всё более или менее ясно.
Джейк признавался самому себе, лучше кто-нибудь другой, только не он, Роберт Кон:
… Я слепо, непримиримо ревновал к тому, что с ним случилось. Хоть я и считал случившееся в порядке вещей, это ничего не меняло. Я несомненно ненавидел его…
Ревность, понятно, тысячелетия не прошли даром, возможно, никогда не пройдут, но и она, ревность, трансформируется, Брет можно всё, она вольна поступать так, как ей вздумается, но оказывается есть инерция прошлого, есть инерция прошлых метасхем любви, и, в этом смысле, есть пределы неуязвимости для самого деликатного, самого нежного мужчины.
Ещё один из мужчин, Майкл Кэмпбел, тот, за которого Брет собирается выйти замуж. Он ироничен и самоироничен, он всегда серьёзен и никогда ничего не принимает всерьёз, он клоун, которому позволено всё, как всякому клоуну.
Он скажет о Роберте Коне: «всё равно он дурак» и добавит: «что вы сидите здесь с похоронной физиономией? Предположим, что Брет спуталась с вами. Ну и что же? Она путалась со многими, почище вас».
И скажет о Брет:
Нельзя сказать, чтобы она много счастья видела в жизни. Свинство, в сущности. Она так всему радуется.
После фиесты, после того как схлынут «страсти-мордасти» Брет признается Джейку:
Я вернусь к Майклу. Он ужасно милый и совершенно невозможный. Он как раз такой, какой мне нужен.
За словами «ужасно милый» и «такой, какой мне нужен» стоит нечто важное для Брет, хотя возможно она об этом и не задумывается, Майкл никогда не скажет ей, ты должна слушаться меня для твоей же пользы, он не захочет, чтобы Брет оказалась зависимой от него.
Ещё один из мужчин, молодой тореро Педро Ромеро.
Парадоксальный, вывороченный наизнанку парафраз знаменитой новеллы Мериме «Кармен», та же коррида, тот же тореро, та же женщина, которую нельзя покорить. Дальше начинаются принципиальные различия. Брет внутренне свободна не менее, чем Кармен, но жесты, тем более вызывающие жесты ей чужды, можно сказать, что ярко-чёрная гамма становится пастельной, ни одного локального цвета.
Как и во всём другом, Брет будет искать поддержки у Джейка:
– Я погибла. Я с ума схожу по этому мальчишке.
– Я не могу с собой сладить. Я погибла. У меня всё рвётся внутри.
– Милый, пожалуйста, останься со мной. Ты останешься со мной и поможешь мне.