Мудрый король

Опустив голову, она молчала, глядя в землю. Когда подняла взгляд, был он устремлен на юного оруженосца, а в глазах ее стояли слезы.

Раймон смутился, не зная, что сказать.

– Не нравится мне наша встреча, – выручил его Герен, обращаясь к Эрвине. – Похоже, прощаешься ты с нами, мать.

– Да ведь недолго уже осталось мне, – ответила она. – Мерлин давно зовет меня к себе, скучно ему спать одному… С тобой, король Филипп, не увидимся мы больше, а потому повиниться хочу.

– В чем же это? – удивился Филипп.

– Вина моя в том, что ехидна предстала перед тобой вместо датской принцессы. Пересеклись наши пути, и прокляла я ее на дороге, по которой она ехала к городу. Пообещала, что ведьмой обернется в свою брачную ночь.

Филипп молчал, потрясенный, не зная, что ответить на это. Молчали и все, веря в то, что сказала Эрвина, и только теперь начиная понимать, отчего у короля вспыхнула ненависть к датчанке.

– Значит, было за что? – нахмурившись, спросил король.

– Было. Душу злую увидела в ней и тебя уберечь от нее хотела. Видишь шрам у меня на лице? Дело ее рук.

– Вот так сука! – воскликнул Бильжо. – Эх, жаль, не было меня рядом. Я оставил бы ей такую же отметину! После этого ей было бы не до свадьбы и коронации.

– Что же, все еще лежит на ней твое проклятие? – спросил Филипп. – Так и останется ведьмой в душе и в глазах моих?

– Сняла я его, пожалела ее. До дна выпила она горькую чашу своей гордыни.

– Сама виновата. Только не вернусь уже я к ней. Новая у меня жена.

– Как знать, король, – загадочно повела бровью Эрвина. – Там не загорится, где огня нет. Любит ведь она тебя.

– Другая у меня любовь, а к старому возврата нет! – воскликнул король, вскочив в седло и подняв коня на дыбы. – Получила то, что заслужила, и Бог ей в этом судья. Прощай же! Храни тебя Христос!

И всадники поскакали догонять войско.

Глава 30. Дети! Что же вы с нами делаете?…

Они шли по долинам, лугам, мимо лесов; в графстве Бомон и в Нормандии видели пустые деревни – без людей, без скота. Кое-кто удивлялся, но многие знали: крестьяне уже под рукой короля, на его землях, где нет войны, где можно и нужно жить.

Встреча двух армий произошла между Жизором и Шато-Гайаром. Филипп знал: эта битва окажется последней; проиграв ее, он вынужден будет отступать, пятиться до самого Парижа, возвращая Ричарду территории, которые он у него забрал.

Так и случилось. Много воинов было у Ричарда, в два раза больше, чем у Филиппа. Почти половина – союзники из Германии, Фландрии, Булони. Другая половина – англичане и нормандцы.

К чему рассказывать об этой битве? Мало ли их описано? Такая же, как все. Кто-то один – победитель. В данном случае – Плантагенет. Сражение продолжалось достаточно долго и было нелегким. Хотя Филипп и взял в кольцо значительную часть пехоты неприятеля, но не дал приказа своим рыцарям убивать. Не английские, нормандские знамена реяли перед ним, а значит, то были французы, вынужденные подчиняться приказам заморского властелина. И Филипп умышленно не направлял ударов в эту часть войска, сосредоточив все внимание на английских штандартах. Это и предопределило исход битвы, ибо он потерял маневренность, скованный впереди стоящим морем нормандцев, и был атакован союзниками Ричарда и англичанами с флангов и с тыла. А потом, топча нормандцев, по их телам ринулось в бой хорошо обученное многочисленное английское и немецкое конное войско. Филипп дал приказ отступать, дабы не проливать напрасно кровь своих солдат. Он отходил, мучительно глядя, как гибнут под копытами всадников нормандские воины, которых он пощадил… И войско попятилось, преследуемое конницей неприятеля.

Филиппа не оставляли одного. Он в кольце. Кольцо это – его друзья, сподвижники, рутьеры, защищающие своего короля мечом, щитом, своими телами.

Фламандская конница неожиданно расступилась. Вперед вышли английские лучники. Чего проще – разить стрелой, метя в спину врага. И завизжали стрелы одна за другой, жаля, кусаясь, впиваясь в тела отступавших в боевом порядке французских воинов.

В Гарта не целились. Его окружили конники, и он бился с тремя сразу, едва успевая увертываться. Герен и Бильжо не могли прийти ему на помощь: каждый бился, окруженный со всех сторон врагами. И падали мертвыми вокруг старого рутьера его соратники, с которыми он пил, гулял, любил женщин. Он видел это и терпеливо ждал своего смертного часа, ибо сил отбиваться оставалось все меньше.

Раймон рядом с Гартом, отбивается сам и, зорко следя за врагом, охраняет отца, будто перед ним орифламма[69] или сам король. Вдруг увидел: щит выпал из руки Гарта, искромсанный, расколотый надвое. Нельзя без щита – верная гибель. Сын подлетел, протянул отцу свой щит, а сам остался с одним мечом. И не в силах он уже защитить ни свою грудь, ни голову. А выпади меч из рук – и вовсе смерть.