Мудрый король

Но тут Герен вырвался, подоспел, стал рубиться с теми, кто нападал на юного оруженосца. Тот перевел дух. И тотчас – взгляд в сторону отца: как он там? Падают, валятся от его меча враги! Вот упал один, за ним другой, с третьим теперь бьется отец… И вдруг заметил Раймон лучника верхом на лошади. Смотрит тот пристально в одну точку, тетиву натянул, вот-вот сорвется и засвистит стрела… Но куда же направлено ее острие? Прямо в спину отцу!.. Не было времени на раздумья у сына, и тотчас принял он решение – единственное, самое верное: бросился вперед, подставив себя под удар… как Робер, спасший жизнь Бильжо…

Юные сердца! Благородные души! Дети наши дорогие! Что же вы делаете с нами, стариками! Для вас живем, вами дышим, а вы?… Отчего не бережете молодые жизни свои – едва начатые, еще не понятые вами? Ради чего умираете, порою у нас на руках? Ради друга… отца… Есть ли смерть краше этой? Есть ли сердце, которое любит сильнее?… Вечная же слава и память юным героям!!! Они не могли иначе, ибо так их воспитали. Жизнь свою они, не задумываясь, отдают тому, кого любят…

Таков Робер, а за ним и Раймон. Он готов был встретить смерть ради отца, который дал ему жизнь… Но вмешался случай, тот, что порой меняет ход истории человечества. В тот самый миг, когда уже готово было поразить юношу в грудь смертоносное жало, мелькнуло вдруг лезвие меча и отсекло острие, беспомощно свалившееся на землю. Полетела-таки стрела, вырвалась на свободу, но не спела свою победную песню, не добралась до цели; закувыркавшись в воздухе, упала, бездыханная.

Лучник воззрился на всадника с мечом в руке, узнал своего.

– В оруженосца метишь, скотина! – набросился тот на него. – Или мало тебе рыцарей? Пошел прочь отсюда!

Лучник ускакал. Взгляды Раймона и того, кто спас его от верной гибели, встретились. Ни слова не говоря, оба тронули коней навстречу друг другу.

– Благодарю тебя, рыцарь! – произнес сын Гарта, держа меч опущенным. – Ты спас мне жизнь, и я у тебя в долгу.

– Тот, которому ты сам спасал жизнь, похоже, и не догадается сказать тебе те же слова, – ответил всадник на чистом парижском наречии.

Раймон гордо вскинул голову:

– Это мой отец!

– Черт возьми, я подоспел вовремя, – проговорил рыцарь. – Не часто удается увидеть такую сцену. Он храбро бьется. К нему на помощь, вижу, подоспел один из ваших. Как зовут твоего отца? Я хочу знать имя этого отважного воина.

– Гарт де Марейль! – сказал Раймон.

Услышав это имя, рыцарь встрепенулся, словно его окатили из ведра. Брови его сошлись вместе, взгляд беспокойно и пытливо перебегал с отца на сына и обратно.

– Гарт? – эхом повторил он, меняясь в лице. – Неужели… – протянул он и тряхнул головой, точно прогоняя или, напротив, призывая к себе какие-то далекие воспоминания. – Ты сказал – Гарт?… – переспросил он. – Де Марейль?…

Раймон растерянно кивнул, удивляясь и не понимая.

– А женщина?… Его жена?… – с жаром продолжал незнакомец. – С ним была тогда женщина! Ее звали Бьянкой…

– У моего отца нет жены, – ответил ему на это Раймон. – А Бьянкой звали мою мать.

В это время к ним подлетел Гарт, бросил мимолетный взгляд на рыцаря, и оба, отец и сын, тотчас умчались вслед отступающему к границам Вексена войску. Его еще некоторое время преследовали, потом отстали. А рыцарь все так же стоял на том же месте – задумчиво, не видя уже ни битвы, ни погони. Взгляд его был устремлен на юго-восток, в сторону Парижа. О чем думал он? Что побудило его мысль устремиться в этом направлении? Откуда взялось облачко грусти, затуманившее его лицо? Отчего со скрипом сжались зубы и захрустели пальцы на руке, сжимавшей рукоять меча?…

Погоня возвращалась обратно. Кто-то крикнул:

– Эй, Аркур, чего ты застрял? Французы удрали. Идем же скорей праздновать победу. Слава королю Ричарду!

Но рыцарь не двинулся с места. Поглядел на удалявшихся с песнями ратников и вновь обернулся в сторону ушедшего французского войска…

Гарт тем временем расспросил Раймона. Тот рассказал, что произошло. Отец обнял сына. Потом задумался. Какие-то далекие воспоминания всколыхнули ему душу, заставили сесть на бревно, мыслями уйти в прошлое. Что-то, видимо, припомнилось ему. Он поднял взгляд.

– А свое имя этот рыцарь тебе не сказал? – спросил он у сына.

– Нет, а я не успел спросить.

– Но этого не может быть, – рассеянно проговорил Гарт, отвечая собственным мыслям и глядя в пустоту. – Этого просто не может быть!

– Чего, отец? – не понимал Раймон.

И Гарт рассказал, как они с Бьянкой много лет тому назад помогли одному бедному мальчику, который умирал от голода, стоя на ослабевших ножках у порога своего дома и умоляющими глазами глядя на ладонь Бьянки, в которой она держала несколько монет.

– Да ведь он горожанин, простолюдин, а этот – рыцарь! – возражал сын. – Здесь что-то не так, отец. Возможно, ему просто почудилось. Мог же он перепутать имена? Либо они были сходны, и он знавал еще одного Марейля, к примеру, твоего брата.

– А сколько ему, на твой взгляд, было лет? – спросил Гарт.

– Чуть больше, чем мне. Около двадцати, пожалуй.