Чтобы избежать толпы, до Арбата надо пробираться переулками, и мы идём к повороту на Патриаршие. Год назад, влюблённая в «старого козла» Олега по уши, я шаталась на Патриках с подругой Аней, жалуясь ей на горькую судьбу. Вот у неё, в отличие от Олега, смех замечательный: по любому поводу, колокольчиком, узнающийся издалека. Но тогда она не смеялась, а вовсю убеждала меня, что я глупая балда. Я упорствовала и пыталась объяснить ей, как вдохновенна и прекрасна моя любовь. Ранняя осень была теплой и сухой. Горели фонари, по пруду плавали лебеди, утки зависали хвостом кверху и дёргали красными лапами. Одиноко сидящий на скамейке человек окликнул нас и предложил коньяку. В странных своих очках он походил на крупную и прилично одетую стрекозу. Мы, как порядочные девушки, отказались и продолжили путь. Прошли немного, как вдруг я поняла:
— Аня, а ведь я хочу коньяку!
И мы немедленно вернулись.
— Знаете, — сказала я, — а мы передумали.
— Но мы минут на двадцать, — добавила Аня, — потом уйдём.
— Нормально, — ответил мужчина, вынимая из внутреннего кармана пальто непочатую бутылку коньяка и стаканчики. — Осень, холодно, теперь только коньяк и надо пить.
Представился он сценаристом и сообщил, что в полночь ему стукнет сорок пять лет:
— Пргр… грпр… — он глубоко вздохнул и сделал ещё одну попытку, — гпррраздник, можно сказать.
— Эге, — засмеялась я, — а вы, судя по всему, давненько тут сидите.
Мы выпили.
— А вы к фильмам сценарии пишите? — уточнила вежливая Аня.
— К фильмам.
— К каким?
Наш благодетель устало опустил голову.
— Вы, — сказал, — коньяк лучше пейте. Можем потом ещё сходить. Мне тут в любое время крепкий алкоголь продают. Деньги берут, в тетрадку записывают, а утром пробивают в кассе. А если что, у меня ещё конопля есть.
Мы переглянулись, но промолчали.
— Кстати, о кино, — Аня изо всех сил поддерживала затухающую интеллигентную беседу. — Вы пойдёте на прощание с Лиозновой?
— Нет, что я там забыл? Разве можно считать её великим режиссёром, чтоб я туда пошёл? Вот если бы Гайдай, к примеру, умер, тогда бы я пошёл.
Я удивилась:
— Так он давненько уже умер.
— Да ну, брось. Живой ещё. Как бы он близняшек снял, если бы умер? — собутыльник глядел с высокомерием.
— Каких близняшек?
— Ну, близняшек!.. — большего от него было не добиться.
— «Настю» что ли? — спросила я неуверенно.
— Точно! «Настю»!
— Так это не Гайдай снял, а этот… как его… Ну, кто снял «Мимино»?
Знаток кино ответил мутным взглядом. Я, мягко, чтобы не обидеть, спросила:
— А вы уверены, что вы сценарист? Может, вы что-то напутали?
— Ладно, умыла, — ответил он. — Пей коньяк.
С этими словами он разлил остатки по стаканчикам и бросил бутылку за спину, на газон.
Я возмутилась:
— Вот же урна в двух шагах!
Он махнул рукой и ответил:
— Мне захотелось сделать что-то пафосное.
Ещё минут десять мы говорили о ерунде. Бутылка лежала на газоне и пронзительно смотрела мне в спину. Наконец я не выдержала. Встала, сходила за бутылкой, выбросила её в урну.
— Ты что делаешь? — собутыльник был изумлён.
— Помогаю вам бороться с вашими недостатками.
Меня тоже потянуло на пафос.
Мужчина ошарашено посмотрел на меня, внезапно встал и ушёл, не проронив ни звука, в сторону памятника Крылову.
Возле этого памятника через два месяца мы сидели с Олегом. Уже начиналась зима, я была в лёгкой курточке, короткой юбке и осенних ботинках — страх замёрзнуть был меньше страха не понравиться. Внезапно пошёл снег, было красиво, но потрясающе холодно. Пальцы на ногах превращались в ледышки, а руки ходили ходуном. Я не понимала, почему мы всегда встречаемся на улице и пьём, мне хотелось, чтобы Олег хоть раз отвел меня в кафе и покормил. Но просить я не хотела, а кроме того, боялась, что в этом случае вовсе лишусь наших, и без того редких, встреч. Олег не замечал, что я продрогла, что меня трясёт. Я же прекрасно понимала, что если мы уйдём отсюда, с этих холодных скамеек, то лишь в метро, где немедленно разъедемся по домам, и смотрела на него почти с ненавистью.
Но он поступил неожиданно — позвал меня в гости к своему другу. У друга происходила пьянка, и меньше всего мне хотелось показываться на ней вместе с моим женатым спутником. Но я почти окоченела и не хотела расставаться, к тому же, Олег обещал, что будет весело. Поэтому мы пошли. Было неловко, я представляла все горы слухов и сплетен, которые неизбежно рухнут на наши головы, поэтому молча грелась, курила и пыталась слиться с обоями. Мужчины глядели на Олега понимающе, женщины — ехидно, меня же рассматривали, как экспонат. В середине вечера пришла молоденькая, известная в узких кругах журналистка, расспрашивала Олега про жену, глядела на меня в упор. От напряжения хотелось расплакаться. Хуже стало, когда мой спутник решил, что пора уходить. Надо было встать и уйти вместе с ним. Не глядя ни на кого, я кое-как отлепила себя от стула, ушла в прихожую и долго стыла там в ожидании, пока он со всеми попрощается. Мимо прошла молоденькая журналистка, смерив меня насмешливым взглядом…
— Уж коли мы взялись за классиков, — говорит Олег, — надо выпить у Крылова!