Мунфлит

– Здесь я не пронесу тебя, – сказал он. – Слишком узко. Ты должен проползти на четвереньках за угол сам. Левый твой локоть придется к краю обрыва, поэтому ставь его, насколько получится, вправо. Телом прижмись поплотнее к утесу. Здесь маловато места, чтобы плясать под волынку. И глазами прилипни к меловому склону. Ни вниз, ни на море смотреть не вздумай.

Счастье, что он догадался меня об этом предупредить и я не ослушался, ибо стоило мне открыть глаза, как, даже не отрывая взгляда от утеса, я увидел, сколь узок выступ, на котором мы оказались. Шириной не более фута. Чуть покачнешься и рухнешь вниз на камни. Я пополз, волоча за собой отяжелевшую перебитую ногу. Этот первый крутой зигзаг всего лишь в десяток ярдов отнял у меня уйму драгоценного времени. Нога отзывалась на мои действия пронзительной болью. Я изо всех сил старался таить ее от Элзевира, и он, словно не замечая моих мучений, вдруг произнес:

– Шевелись пошустрее, если можешь, парень. Каждая минута сейчас на счету.

Я едва смог сдержаться (как же, увы, слабы людские нервы!), чтобы не бросить ему в ответ злые слова. Ему, единственному в целом мире, который был всем для меня. Самым близким и самым верным мне человеком на свете. И вот я лишь чудом не выместил на нем свое скверное состояние только из-за того, что он в тревоге о нашей судьбе забыл, как мне больно.

Едва тропа сделалась шире, Элзевир велел мне остановиться, чтобы вновь взять меня на руки, но тут возникла другая проблема. Он не мог меня обогнуть. Пришлось мне лечь плашмя, а Элзевиру переступить через меня и, оказавшись впереди, встать на колени, после чего я вскарабкался ему на спину, обхватил руками его шею, и он, выпрямившись, понес меня на закорках. Глаза мои снова были зажмурены, я лишь чувствовал, как ветер по мере нашего восхождения становится холоднее. Наконец Элзевир, объявив, что мы достигли последнего поворота тропы, который я должен опять пройти самостоятельно, опустился на четвереньки. Я сполз с его спины прямиком на тропу. Теперь на четвереньках ползли мы оба. Он впереди, я – за ним. Взгляд мой на мгновение оторвался от склона. Я глянул вниз. Далеко подо мной простиралось синее море, сверкавшее, как слепящее зеркало, и чайки кружили перед отвесным обрывом из мелового камня. Мне вспомнился раздувшийся труп овцы, которая, вероятно, отсюда и сорвалась. Голову повело. Меня стало мутить. И, поняв, что вот-вот сорвусь, я коротко выкрикнул:

– Элзевир!

– Набок. Лицом к утесу. И прижмись поплотнее к нему животом, – немедленно распознав, что со мною творится, распорядился он.

До сих пор диву даюсь, как он смог, едва это сказав, мгновенно развернуться в столь узком пространстве и крепко прижать меня к меловой стене. Очень вовремя. Ведь я уже был готов броситься вниз, таким образом разом покончив с болью, паникой и отчаянием.

– Глаза держи закрытыми, Джон, – нарочито спокойным тоном проговорил Элзевир. – И начинай громко считать вслух. Так я буду уверен, что ты не теряешь сознание.

– Один, два, три, – начал я.

И, продолжая счет, мог слышать одновременно, хотя слова долетали до меня словно издалека, как Элзевир говорит:

– Путь сюда занял, должно быть, у нас минут десять. Еще через пять минут они доберутся до нижнего выступа, а мы дойдем до вершины. Если дойдем. Но не оставили ли они там часового? Нет, нет, не оставили. Никто из них про Зигзаг не знает. А пусть даже и знают, никому в голову не придет, что мы рискнем им воспользоваться. Еще каких-то пятьдесят ярдов, и победим. Только б малец с головокружением своим справился. Не то упадет и меня утянет с собой. Или они нас снизу приметят и снимут выстрелами, словно снующих на склоне кайр.

Так он разговаривал сам с собой, а я, внимая его речам, готов был пожертвовать всем на свете, только бы найти силы собраться с духом, но никак не мог справиться со смертельным потно-холодным страхом и продолжал лежать, прижавшись лицом к утесу, а Элзевир держал меня за спину.

Здесь было не за что уцепиться. Хоть бы коротенькая веревка. Пусть толщиною с нить. Любая иллюзия опоры уменьшила бы мой парализующий страх. Но даже палец не удалось бы просунуть в этот белый отвесный склон. Свежий ветер резко в него ударялся порывами, и я, лежа с зажмуренными глазами, слышал, как он расшевеливает в расселинах пучки полегшей травы. И чайки кричали, словно бы вопрошая меня укоряюще, зачем я длю понапрасну муки свои и медлю с падением вниз на камни.

– Не время корчить из себя нежную барышню, Джон, – сказал Элзевир.

– Если открою глаза или хоть шевельнусь, точно слечу, – отвечал ему я.

– И все же ты должен попробовать, – снова заговорил он после секундной паузы. – Лучше идти, рискуя сорваться, чем потом уж наверняка сорваться с еще одной пулей в теле.